Формальность
Шрифт:
Дочитав до конца, восьмой немного подумав, вдруг горько усмехнулся, покачивая головой и глядя куда-то ввысь. В груди опять появилось это тонкое неуловимое чувство грусти и необъяснимого бесконечно далёкого счастья, совсем крохотного, но счастья: "Я здесь...
– громко шёпотом сказал он, кому-то вверх, со злостью и решимостью, - слышишь, Ты! Здесь я - вот он..., весь перед тобой...", - потом видимо хотел что-то добавить, но передумал.
Восьмой быстро оделся, намазал мазью ноги и снова забинтовал их, с трудом натянул ботинки. Было больно, но он с абсолютным равнодушием воспринимал её и всё вокруг. Как заведённый он вымылся и вылетел в кухню, ни на кого не обращая внимания взял свою порцию, не разбирая вкуса запихал в себя, как можно больше еды и вернулся в комнату. Он неподвижно сидел на стуле уставившись взглядом в одну точку и ждал звонка.
Стена открылась, они выбежали из пещеры, мороз был лютый. Дышать было трудно, восьмой натянул как можно выше на лицо ворот комбинезона и старался дышать внутрь него, ему это удавалось, ощущая хоть какое-то мнимое тепло. Они бежали в два раза быстрее чем вчера, но мороз пронизывал насквозь и согреться не удавалось. Поев впервые за последние двое суток восьмой чувствовал, что у него появилась энергия. Он бежал не из последних сил, как вчера, а уверенно и чётко, как машина. Они не свернули в сторону озера, а пробежали дальше и стали подниматься по змеевидной дороге
Еле живые они добрались до развилки и сразу приступили к работе. Георгий не давал никогда и никому ни секунды на отдых или передышку. Большинство рабочих видимо ещё не смогли полностью восстановить силы за ночь и уже совсем измотались от такого перехода, который они уже проделали. Все еле двигались и скорее напоминали не рабочих, а понурое и неуклюжие передвижение мертвецов, то там, то здесь слышались падения и болезненные вскрики от ударов. Атмосфера была более чем гнетущая, восьмой, как мог, держался, сил пока ему хватало. Они расчищали дорогу от камней и складывали их в большие кучи в стороне. Один рабочий, уложив сверху на груду камней большой плоский камень, стал осторожно спиной спускаться вниз, опираясь руками о камни и повернув голову назад, неожиданно предательский камень соскользнул и с высоты краем упал ему прямо на руку. Раздался сильный треск и истошный крик, все в оцепенении обернувшись смотрели, как тот стоит на коленях и смотрит на свисающую вниз сломанную руку, он был в шоке и видимо не понимал, что произошло. Восьмой всем своим существом резко почувствовал ту боль и то тяжёлое состояние, которое, наверное, испытывал сейчас не только рабочий, но и остальные. Все на какое-то мгновение замерли и только смотрели, не зная, что предпринять. Из-за спин сразу вышел Георгий и спокойно подошёл к рабочему. Не обращая на того никакого внимания, он расстегнул комбинезон и резко стащил рукав с руки, затем одним движением с жутким треском соединил сломанные кости, как соединяют сломанную ножку от стула, и сразу зафиксировал руку жёсткой лангетной, которую перед этим достал из своего кармана, потом натянул рукав комбинезона обратно на руку и застегнул его. Рабочий лежал на камнях без сознания от боли. На всё ушло не более десяти секунд.
– Каждый будет заниматься этим сам, - отрезал Георгий, оставив того лежать на камнях и отходя, как всегда в сторону и исчезая из глаз.
Все были не просто в шоке, а было понятно без слов, что если хочешь остаться целым, позаботься об этом сам. Все снова обречённо приступили к прерванной работе. Когда солнце скрылось за горами и наступила темнота, начался путь домой. Неожиданно строй свернул на перекрёстке не на ту дорогу, по которой они возвращались вчера, а на ту, по которой они сегодня шли утром. Восьмой понял, что живыми им до дому на таком морозе не добраться, просто не хватит сил. Они шли и шли, хотя в гору должны были бежать, но утопая чуть ли не покалено в снегу это было невозможно. Восьмой только не осознанно видел, что кого-то он держит и тащит за собой справа, старается поддержать, чтобы тот не упал - слева. Он шёл, шёл, как в бреду и все равно шёл, когда вдруг неожиданно остановился, как отрезало, больше не было ни капли сил, чтобы сделать хоть шаг. Он тупо упёрся взглядом в стоящий перед глазами туман, и даже не слышал, а только ощущал своё тяжёлое хриплое дыхание и больше ничего. Кто-то взял его руку и положил себе на плечо, и он сделал шаг в никуда, потом ещё один и опять шёл уже без сил и без понимания даже того, что он идёт, движения не было, он потерял ощущение времени, пространства, мысли, чувства - их больше не существовало..., больше не существовало ничего, даже он сам. Восьмой не мог понять и вспомнить, как он очутился в зале, в строю и смотрел в глаза Георгию. В них не было ничего, он не понимал того, что он сейчас смотрит кому-то в глаза, будь то Георгий или кто угодно. Отсчитав от лестницы автоматом свою колонну, восьмой протиснулся в проход к себе в комнату и остановился, опершись о край каменной ванны. Ноги не слушались, он включил воду в ванну и, шатаясь, опираясь руками о край ванны дошёл до стула, сел и сразу начал раздеваться, отдавая себе команды каждому движению, как ему казалось, вслух. Что дальше было, он опять не отчётливо помнил, но чувствовал, что лежит в горячей воде и постепенно оживает, приходит в себя.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
– Я ждал что в помощь Мне... надеялся напрасно
Что против всех моих начал не верю Я тому
Ты спорить лишь готов к делам же пагубным ты не способен
Ведь даже чтоб разрушить не то что погубить энергия нужна
Где взять её - как только у Творца но ту что созидает!
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Раздался звук гонга. Восьмой вылез из ванны и лёг поверх одеяла на кровать. "Мы не могли дойти за это время по той дороге, значит, всё-таки, где-то срезали, или есть ещё вход, с другой стороны", - вертелась в голове восьмого навязчивая мысль. Почувствовав, что начал после горячей воды замерзать, залез под одеяло. "Мы не живые и не мёртвые, мы никто, и почему мы знаем, что надо делать и куда идти, откуда? Он же не говорит ни слова, но мы, точно всегда не сговариваясь, как один, всё знаем заранее... и выполняем... почему...?", - это была последняя, пробившаяся сквозь сон, мысль восьмого.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
– Не только - я убеждён в обратном!
Ты думаешь что создал Мир таким как Сам?
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Восьмой ясно услышал звонок. Даже не проснувшись до конца, он молниеносно вскочил, включил свет и как ураган, одевшись, вылетел в зал. Было пусто, никого не было. Восьмой стоял, не веря своим глазам, в этот момент раздался чёткий и громкий звук гонга. Он сразу направился в кухню, запихав в себя, как можно больше еды, восьмой вернулся в свою комнату и сел в кресло за стол. Достал блокнот и ручку, начал быстро в нём что-то записывать. Он неотрывно писал в блокноте, пока не раздался звонок. Сложил блокнот и ручку в карман комбинезона, вышел в колонный зал, сразу было видно, что строй стал меньше, нескольких человек не было.
Они выбежали из пещеры и по прямой, уже никуда не сворачивая, по снегу добежали до развилки и сразу приступили к работе. Снега было немного, но он всё равно очень затруднял работу. Самым большим мучением был холод, от ледяных камней руки немели, не спасали и перчатки. Они расчищали от камней дорогу, не прерываясь целый день. На следующий день - то же самое. Так, день за днём, неделя за неделей, не прекращая и не видя конца, они ворочали ледяные камни, складывая их в большие кучи. Хотя работа была крайне изнуряющей и монотонной, всё же по вечерам у восьмого теперь оставалось пусть немного, но свободного времени почитать, а утром до звонка он успевал даже немного что-то записать в своём блокноте. Все втянулись в налаженный график и потому работа спорилась. Постепенно день прибавлялся и становилось с каждым днём всё теплее и теплее. И вот настал день, когда строй пробежал мимо развилки дорог и побежал не в сторону строящейся дороги, а направился в сторону озера. Выбежав на берег стало ясно, что сегодня озеро полностью освободилось ото льда. Все разделись и поплыли, как в первый день, до противоположного берега и обратно. Нырнув в воду с головой восьмой даже не понял сначала холодная она или тёплая. На обратном пути, посередине озера он остановился и, опустив лицо в воду, замер на поверхности, глядя вниз в чёрную бездну. Вот сейчас нырнуть туда вглубь и плыть, плыть, чтобы никогда больше не всплывать, вспомнил он. Не это ли в тот первый день было его желанием, что же изменилось с тех пор, почему вдруг он в нерешительности, ведь он же ждал этого момента, а теперь не мог сделать то, что задумал, что-то его останавливало, восьмой решительно поплыл дальше к берегу. Работая целый день, одновременно он раздумывал о том: что же произошло, что в его жизни изменилось? Почему все его желания, мысли, чувства, куда-то делись и он даже вспоминает о них, как о чём-то постороннем, чужом, не его? На первый взгляд, как будто ничего не произошло, но ведь изменилось, и это он сегодня в воде отчётливо почувствовал. Почувствовал, что-то новое, пока он это не мог понять, но что-то очень важное. Вечером, немного отдохнув, несколько взбудораженный своими дневными мыслями, впервые за всё время, проведённое у Георгия, восьмому захотелось выйти из своей комнаты и просто пройтись по колонному залу, просто где-то побыть кроме своей комнаты и кухни. Понимая, что у него есть не более двадцати минут до гонга восьмой вышел в зал и сразу остановился в нерешительности, потом осторожно вышел на середину и медленно пошёл в сторону библиотеки. Десять минут в одну сторону и десять, чтобы вернуться. Он чувствовал сильное волнение, ему казалось, что этот его поступок, может рассматриваться Георгием, как излишняя вольность. Он будет неминуемо наказан..., но он готов к наказанию, пусть, но эти двадцать минут, как глоток свежего воздуха, пусть даже в такой примитивной форме, как просто пройтись, погулять по залу, хоть двадцать минут, но они пока его, может последние. Он прошёл кухню, позади осталась дверь библиотеки. Он довольно далеко уже отошёл от неё, когда понял: всё, десять минут закончились, пора возвращаться. Подходя к дверям библиотеки, он услышал, как дверь отворилась и захлопнулась, из неё кто-то вышел. Повернув голову восьмой увидел, что от библиотеки прямо к нему идёт Георгий. Сначала мелькнула шальная мысль убежать, потом - просто пройти мимо, как ни в чём не бывало, но он не сделал ни того, ни другого, а застыл по стойке смирно и ждал, глядя на подходящего к нему Георгия. Тот подошёл, остановился напротив, спокойно и несколько задумчиво посмотрел на восьмого, при этом совсем не удивляясь, что застал его здесь.
– Ты шёл к себе в комнату?
– Георгий жестом показал в сторону лестницы, - пойдём.
– Они не торопливо шли рядом и молчали, сердце от волнения у восьмого почти остановилось, он не знал, что делать и как быть и почти не дышал.
– Я хотел бы с тобой, если не возражаешь, завтра вечером поговорить, вот по какому вопросу..., - Георгий шёл рядом, заложив руки за спину и глядя не перед собой, а куда-то далеко вперёд, - в книге, которую ты иногда по вечерам читаешь, сказано: "...прибудешь в Аид, освободившись вот от этих так называемых судей, и найдёшь там судей настоящих, тех, что, говорят, судят в Аиде, ... которые в своей жизни отличались справедливостью. Что меня касается, то я желаю умирать много раз, если всё это правда.... И, наконец, самое главное - это проводить время в том, чтобы распознавать и разбирать тамошних людей точно так же, как здешних, а именно кто из них мудр и кто из них только думает, что мудр, а на самом деле не мудр. Чего не дал бы всякий, о мужи судьи, чтобы узнать доподлинно человека...", - мне интересно было бы услышать твоё толкование того, что он имел ввиду, сказав всё это, зачем? Особенно то место, где он говорит, что желает умирать много раз?
Они подошли к проходу в комнату восьмого, в этот момент раздался звук гонга, Георгий обозначил еле заметный поклон головы, развернулся и направился в обратную сторону, всё также заложив руки за спиной. Восьмой в растерянности и полном недоумении смотрел вслед уходящему от него Георгию. Потом прошёл к себе в комнату и сразу лёг в кровать. Лёжа под одеялом, свернувшись калачиком, он чувствовал, как его трясёт от пережитого волнения, как в лихорадке.
– Он хочет со мной поговорить, и о чём? О том, о чём же я сам думаю, у меня даже сложилось определение представление о том, что лежит в основании, за сказанным. Ведь слово только оболочка, а что внутри, и он вдруг неожиданно спросил меня именно об этом. Просто, обычно, но в то же время, как разговаривают с человеком, которого уважают и ценят его мнение, а не как господин с рабом, вот что странно, он говорил со мной на равных.
На сердце у восьмого было как-то очень хорошо, весело и волнительно. Впервые за долгие годы он заснул спокойно, не ожидая чего-то плохого и не опасаясь никого, а даже с улыбкой.
Прибежав утром к развилке Георгий остановил строй, спустился по тропинке чуть ниже дороги и немного в стороне в скрытой за поворотом отвесной стене открыл широкие ворота в пещеру, в которой лежали всевозможные в большом количестве строительные дорожные инструменты. Пройдя дальше к дальней стене Георгий открыл ещё одни ворота, за ними находилась огромная пещера, в которой лежали кучи темно-серого, почти чёрного, как порошок, песка или массы и сложенные в штабеля ровные по толщине плоские камни. Четыре человека, в том числе и восьмой, побежали дальше, заканчивать расчищать от камней дорогу, а остальные начали от развилки укладывать, как мозаику, ровный слой песка, а затем камни. Уже с самого утра у восьмого было приподнятое возбуждённое настроение. Обычно он безошибочно просыпался за несколько минут до гонга, потом он либо лежал и ждал, когда тот прозвенит, либо вставал, одевался, мылся и с гонгом сразу шёл к кухне. Сегодня всё было как обычно, за исключением того, что сразу после еды, восьмой пришёл к себе в комнату и открыл книгу на том самом месте, где звучала фраза, которую вчера произнёс Георгий. Восьмой понимал, что ему только сейчас удастся немного освежить в памяти те мысли, которые когда-то возникли в его голове, и он готов был ими поделиться с Георгием. В течение дня, ворочая без остановки тяжеленые камни, не очень-то подумаешь о чём-либо.