Формула Бельмондо
Шрифт:
Данила ненадолго задумался. Он видимо представил, как тянет за ноги страуса, у которого голова застряла в заборе. В какую сторону шкурка-чулок начнет сниматься? К голове. Упорствовать не имела смысла. Надо было как-то объяснить рану на шее страуса. Данила сказал:
– Вспомнил. Ты права Фаина! Я его за голову тянул!
Врал мой дружок, даже не моргнув глазом. Соседка обиделась. За кого ее принимают?
– Зачем? Если голова застряла, ты думаешь, туловище пролезло бы?
Она с любопытством ждала, как на этот раз вывернется сосед-хитрован.
Попробуйте сами найти ответ. Это будет почище,
– Я из него хотел живой аэроплан сделать.
– Что…о?
Данила стал на пальцах объяснять:
– Лягается твой Васька, как конь. Вот я и подумал, есть в нем как минимум одна лошадиная сила. Хватит ее, чтобы сорвать забор с места. Всего один пролет. Этот пролет ему будет как крылья для самолета. Бежит страус. Сильно разогнался, топ, топ. И вдруг как планер, раз и в небо. Представляешь? А если сядет, то снова в бег, а потом в небо. Не жизнь, а люли-малина. Так что я ему головы не отрывал, и не рубил, а обучал высокому искусству воздухоплавания. Клевещет народ на меня от зависти. Это был научный эксперимент. А они не все удачей заканчиваются. Рана на шее у него, от забора-крыльев. А шкурка слезла, когда он неудачно приземлился.
Данила весело улыбался, давая понять, что он так шутит.
– А что… – расхохоталась соседка, – пусть у меня будет страус с отрубленной и вновь пришитой головой.
Теперь уже без меня, Капель вместе с Данилой, вновь связали страуса Ваську, и донанесли ему на шее круговой надрез. Данила забинтовал шею птице.
Ты представляешь, эта Капель Бандерша натуральная. – жаловался он мне.
А Капель поместила в местной газете пространную статью об этой уникальной операции. Ее потом, как курьез перепечатала одна из московских газет. В одночасье Данила стал местной знаменитостью.
– Ты только теперь стой до конца, – поучала его хозяйка, – тверди, как попка; отрубил, а потом пришил!
– У меня и топор есть на этот случай. – ответил Данила.
Капель, молодец, сделала себе великолепную бесплатную рекламу. Приезжало телевидение, легковушка с надписью «теле», из нее вышло два помятых парня с камерой, собрался народ, бедного Ваську связали, а затем сняли повязку. Изумленным зрителям предстала удивительная картина. Вокруг шеи несчастной птицы по окружности шел ровный шов. Будто и, правда, ей голову топором отхватили. А рядом красовался Данила. Он разложил на ступенях свой незатейливый медицинский набор; ножницы, зажим, скальпель, шприц, иглу с ниткой, топор и прибор для измерения давления.
Интервью давала Фаина Капель. Она рассказала о том, какой у нас в городе уникальный хирург Максимыч, как она сама любит природу и животных, что является меценатом всего нового и прогрессивного. И вот, мол, успешно завершилась первая в мире операция по приживлению отрубленной головы.
Местный журналист, которого Капель никогда не приглашала на свои посиделки, бросил ехидную реплику.
– Если первая операция так удачно закончилась, может вы тоже свою голову положите под топор? Для науки.
Данила, услышав издалека слово топор, встрепенулся. Он подумал, что так будет красочнее смотреться, и стал наизготовку.
– Вот мой меч, что отсечь?
Народ рассмеялся. Однако Капель не оценила шутки. Она выставила лишних зрителей с территории своей усадьбы. Съемки закончились, начался фуршет. Гости с удовольствием фотографировались рядом со страусом Васькой. Теперь уже никому не приходило в голову взобраться на него.
Капель была довольна. Расходящийся народ обменивался впечатлениями.
– Шарлатанство.
– Ну, почему! Мы русские первые всегда изобретем, просто на Западе раньше нас патентуют.
– Не верю я, что голову можно отрубить и обратно пришить.
– А молодой, с топором, на живодера здорово смахивает.
– Вот это ты точно сказал.
И вот сейчас главный живодер сидит у меня в гостях. А бабушка накрывает стол. Мы с Данилой перебрасываемся незначительными фразами. Однако по его виду, я вижу, что ему не терпится сообщить мне что-то сверхважное. Но до тех пор, пока не исчез последний пирожок, и не было выпито по три кружки чая, Данила не вылез из-за стола.
– Ну, чего у тебя там? – уже на улице спрашиваю я его.
Он поспешно сует мне в руки клочок бумажки.
– На, читай!
Я всматриваюсь в короткую записку.
Ув. Серафима Карловна.
Вот, на сегодняшний день – твоя выгода нал.
3.000.000* 12 %*3/4*35 %/365*180= 46602
Не обессудь!
Мне твоя доверенность-распоряжение, ни к чему.
Я удерживаю с тебя твой долг!
Думаю! Не обеднеешь! А своим работничкам скажи, что получат в следующий раз.
Когда вернешь остальное?
Г.Б. Гусь
Внизу записки стояла небольшая закорючка, которая должна была означать подпись. Я повертел записку и так и эдак, и даже понюхал ее. Какой-то сложный расчет.
– Что ты думаешь обо всем этом? – спросил меня Данила.
– Тут и думать нечего. И так все было понятно. Кто-то рассчитал, сколько эта Серафима Карловна налом должна получить, и отдал ей записку. Я так и завил Даниле:
– Что тебе тут непонятного. Кто-то имеет где-то долю от неучтенного дохода. Это ее часть.
– И я тоже так думаю! – обрадовался мой дружок и ту же состроил кислую мину.
– Ты то чего печалишься? – спросил я его. – Тебе, какое дело, кто, сколько и откуда имеет.
– А ты знаешь, кому писалась эта записка? – спросил Данила.
– Кому?
– Моей соседке, Фаине Капель. Ее звать – Серафима Карловна. А Фаина Капель – ее рабочая кличка.
– Правильней – артистический псевдоним. – поправил я дружка, – Какое тебе дело до него?
– Да! – скуксился мой дружок. – Ты говоришь, тебе какое дело? Представь, есть мне дело до ее доходов. Она не заплатила, ни мне, ни бабке за последние три месяца. А ты ведь видел, как я старался для нее. Лучше бы я своего борова в это время откармливал, чем ухаживал за ее страусом Васькой. Больше пользы было бы. И бабка все полы вылезала в доме. А меня так ни разу внутрь и не пустила. Представь, Капель заявила вчера мне, нету денег вам на оплату. А сама по мобильнику с кем-то ругалась, что ей неправильно выгоду насчитали. Сумма, видите ли, не та. Ей, из-за этого нечем рассчитаться с обслугой, с бабкой и со мною. Ты, мол, Богданыч не прав. Взяла, и при мне, со злости скомкала этот листок, и выбросила его в урну. А я подобрал.