Форпост "Надежда" (сборник)
Шрифт:
…Потом в ореоле цветных расплывчатых пятен — запись была очень нечеткой, обрывочной, — берег моря, на который накатывались волны. Берег был совершенно пуст, только на песке лежала забытая кем-то книга. Ветер шелестел страницами и постепенно засыпал книгу песком. Солнце висело низко над горизонтом, и по волнам тянулась к берегу желтая, слепящая глаза дорожка. Неясной была эта картина, но зато очень отчетливыми, стереофоническими оказались звуки: мерный рокот волн, шелест песка.
…В калейдоскопе цветных пятен, резких вспышек, мерцающих огней огромное здание, не похожее ни на что, просто причудливое нагромождение деталей, в которых, казалось, не было никакого порядка. Рядом со зданием, однако, бил самый обыкновенный фонтан. Здание стояло на городской площади, но площадь оказалась странно безлюдной, только в самом углу ее, почти неразличимая на экране, на каменных плитах играла маленькая девочка в белом платье. Эта картина была совершенно немой.
…Ее сменила другая: женщина-блондинка в белом халате работала в химической лаборатории. Здесь все было привычным и совершенно неотличимым от настоящего — такая же в точности лаборатория могла быть и в расположенном неподалеку комплексе химических институтов. Возможно, в этот раз луч-импульс принес кусочек совсем уж близкого будущего, отделенного от настоящего, может быть, днями. Женщина быстро и уверенно занималась своим делом, и Андрей подумал о том — мысль была не очень уместной в этот момент, не обязательной, потому что главным было другое, то, что прямо относилось к его экспедиции; но все-таки мысль появилась, — подумал о том, что, как странно: женщина из недалекого будущего даже не подозревает, занимаясь своей обычной работой, что луч-импульс фиксирует каждое ее движение, каждый жест. В этом было что-то такое, что могло бы показаться, наверное, неделикатным, если не употребить другого слова, более резкого… Но Андрей не мог думать об этом долго, потому что вот уже сейчас, спустя секунды, с экрана снова должны были прозвучать слова, относящиеся к нему самому, к будущему полету «Альбатроса», до старта которого теперь оставалось только двенадцать дней. И вот…
…Померкло четкое изображение химической лаборатории. Теперь по экрану слева направо ползли пульсирующие разноцветные волны. Потом замелькали цветные пятна, но цвета вдруг исчезли, и хаос на экране стал черно-белым. Изображение не появлялось на экране, но уже были слышны какие-то звуки — сначала неясный шорох, затем какой-то протяжный скрип, и, наконец, по-прежнему без изображения — оно вообще так и не появилось в этом фрагменте будущего, — прозвучали слова, хаотичный и обрывочный разговор двух людей:
— …я работал, — сказал мужской голос, — я ничего не знал…
Пауза.
— …Теллус… — сказал другой голос, — космическим экспедициям…
Долгая, продолжительная пауза, и пятна на экране снова стали цветными.
— …Это что-то невероятное, небывалое, — сказал тот же голос.
Очень короткая пауза, вспышка на экране, вслед за которой среди пятен на мгновение вроде бы мелькнули черты мужского лица и тут же вновь исчезли за пятнами.
— …Очень печально… — сказал все тот же, второй голос. — Очень… очень жаль…
— …Неудача, — почти без паузы отозвался первый собеседник, — очень тяжело… Из экипажа «Альбатроса»…
Пауза.
— …Он остался один… остался один… остался один, — с некоторыми промежутками произнес второй голос, и сразу же на экране вспыхнула картина, относящаяся, бесспорно, совершенно к другому: ослепительно зеленый тропический лес, в глубине которого высилось непонятного назначения решетчатое сооружение. На самом верху его была открытая площадка, где стояли, глядя в одну сторону, несколько человек… Впрочем, такое изображение мгновенно исчезло, уступив место следующему.
Их было еще несколько, этих фрагментарных картин, выхваченных из будущего и принесенных в настоящее. Потом запись кончилась, ее стали повторять в третий раз. И тогда в третий раз прозвучали эти слова:
— Он остался один… остался один… остался один…
6
Генеральный директор долго перекладывал на своем гигантском столе какие-то бумаги, потом внимательно и неестественно медленно читал, надев очки, одну из бумаг, и губы его шевелились при этом, как будто он повторял текст про себя, чтобы лучше его понять. Дважды в кабинет заходила секретарша — та самая, которая когда-то показалась Андрею чопорной и сухой. Секретарша что-то негромко говорила, и генеральный директор так же негромко отвечал ей. Когда секретарша проходила мимо Андрея, она всякий раз внимательно осматривала капитана «Альбатроса», и выражение ее глаз было необычным — казалось, она что-то подсказывала ими Андрею, что-то говорила… но что?
Ивашкевич, сидя в кресле напротив, нервно барабанил пальцами по крышке маленького стола. Пороховник и Пономарев, оба в красных тренировочных куртках, разместились на диване и с одинаково напряженными лицами смотрели в окно, за которым шла обычная, повседневная жизнь Порта. Там же на диване примостился и Сережа Крылов, он внимательнейшим образом изучал пол под ногами.
Медленно, испытующе, Андрей осмотрел всех четверых. О том, что должно быть сказано вскоре в этом кабинете, он уже знал: ни о чем другом сейчас просто и не могла идти речь. И он думал, что может сказать каждый из экипажа, когда надо будет дать ответ на вопрос генерального директора дать ответ в первую очередь не для других, а для себя самого, потому что вот это как раз такой случай, когда решение в первую очередь касается тебя, когда оно покажет сначала тебе, и только потом всем остальным, кто ты и чего ты стоишь.
А что скажет он сам, капитан «Альбатроса»?
Андрей переменил позу и на мгновение прикрыл глаза. Было уже очень многое передумано, казалось, что им-то самим решение уже принято, решение бесповоротное, но вот сейчас он понял: он и сам еще не знает, что ответит, когда придет его очередь отвечать. А почему так? Ответ надо искать не в настоящем, не в сегодняшнем дне, а в прошлом, потому что любой поступок или отсутствие поступка, любое решение или отсутствие решения подготавливаются прошлым. А что было в его, Андрея Ростова, прошлом, прошлом, которое казалось ему всегда…
Но довести эту мысль до конца он не успел — как раз в этот момент генеральный директор отложил наконец бумаги и снял со своего круглого лица очки, которые делали его еще добродушнее, и он, видимо, это знал: во всяком случае, очки он убрал не просто в карман пиджака, а подальше, в ящик стола. "Быть может, он просто боялся начать, — подумал Андрей, — он просто тянул время, чтобы начать этот разговор как можно позже".
Еще несколько минут генеральный директор сидел неподвижно, рассеянно глядя по сторонам. Потом он выпрямился и наконец, словно бы продолжая это движение, встал, и тогда в огромном кабинете стало очень тихо. Но даже в такой тишине бас генерального директора был сегодня приглушенным, непривычно мягким:
— О том, что произошло, все вы знаете, — сказал он негромко. — Среди информации из будущего… впервые полученной из будущего… оказались и сведения, касающиеся «Альбатроса». И сегодня я просил вас собраться, чтобы решить, что мы теперь должны делать.
Экспедиция будет, подумал Андрей, слишком много затрачено усилий на ее подготовку, слишком многого от нее ждут. И кто-то обязательно полетит, несмотря ни на что, но вот кто?
— Это не ошибка? — быстро спросил Ивашкевич. — Я хочу сказать: установка в Институте времени заработала впервые. Насколько я понимаю, закономерности ее работы не очень-то ясны пока даже специалистам…