Форпост "Надежда" (сборник)
Шрифт:
— Глубина проникновения — ноль целых, ноль десятых, ноль сотых, ноль тысячных, — снова вслух прочитал председатель экстренной международной научной Комиссии. — Увеличим температуру пламени.
Горелка отошла в сторону, и теперь заговорили все разом, как будто только этого момента и ждали. Лаборатория наполнилась нестройным гулом, обрывками фраз:
— …Если температура шара постоянна…
— …В любом материале есть уязвимые точки, линии, их надо только нащупать…
— …Думаю, даже максимальная температупа пламени…
— …Все-таки, ставлю два против одного…
— …Джон, вы бываете просто несносны, и это именно сейчас, сегодня…
Пламя горелки теперь стало ослепительно
— Тогда три против одного, — громко сказал американец. — Причем учтите: я не меньше кого-либо хочу узнать, что там у него внутри.
— Зачем же тогда спорить? — поинтересовался Морис Клеман, бельгиец.
— Черт побери! — огрызнулся американец. — Да просто для того, чтобы отвлечь вас от мысли, что мы так и не сумеем вскрыть этот, как по-русски говорят, шарик-орешек!
— Джон, вы хороший, надежный товарищ! — с чувством произнес Мишель Салоп.
Теперь, когда пламя горелки вновь приблизилось к шару, тишина в лаборатории уже не была столь густой и напряженной — неугомонному американцу удалось все-таки разрядить нервное напряжение. Когда узкий огненный кинжал снова, как это могло показаться, вошел в глубь шара, Мишель Салоп даже сострил: если внутри экипаж пришельцев-малюток, гарнизону сейчас самое время выбрасывать белый флаг! Держались они, конечно, молодцами, но…
— Но глубина проникновения — ноль целых, ноль десятых, ноль сотых, ноль тысячных, — сказал Донкин.
Горелка еще ближе подошла к шару и на несколько минут застыла в неподвижности. Пламя по-прежнему разбивалось о поверхность шара, не оставляя на ней даже микроскопической царапины. Тогда горелка снова стала медленно перемещаться, словно нащупывая, где же все-таки у этого шара уязвимое место.
Похоже, что не было!
Проходили минуты, десятки минут, желтый шар поворачивался в разные стороны, пламя не пропускало ни одного участка его поверхности; и теперь в лаборатории снова воцарилась гнетущая, напряженная тишина. Донкин вдруг почувствовал, что у него смертельно, невозможно устали ноги, — наверное, никогда в жизни, так казалось в этот момент, — не испытывал он такой усталости. Горелка теперь работала на последнем пределе мощности, но температура шара не поднялась даже на тысячную долю градуса. И ни один из квадратных миллиметров поверхности не уступил огненному ножу.
— Три против одного, — в гробовой тишине пробурчал американец.
— Ладно, — сказал Донкин. — Сделаем короткую остановку, если члены Комиссии не против, и сменим положение исследуемого объекта.
Механическая рука с горелкой отодвинулась, пламя погасло. Теперь, через несколько минут, предстояло сделать еще одну попытку и, вероятно, последнюю. Сейчас руки-манипуляторы опустят шар на дно камеры и сменят свое местоположение. Тогда пламя горелки пройдет по тем участкам поверхности, которые до этого были закрыты железными «пальцами», и, может быть, именно там и отыщется ахиллесова пята ярко-желтого шара… но скорее всего ее не существует.
Шар, находящийся до этого в полной неподвижности, дрогнул и стал опускаться вниз. Механические руки бережно опустили его на дно и разжались, отойдя немного в стороны. Одна из рук поднялась повыше, другая опустилась. Потом руки снова сжали шар, повернули на девяносто градусов вокруг оси и опять разжались. Одна из рук сместилась вправо, другая влево; и они вновь потянулись к шару, чтобы теперь захватить его окончательно и поднять наверх, к горелке…
За всем тем, что произошло в следующий момент, никто не успел уследить: все произошло мгновенно, в сотую долю секунды. На дне камеры только что лежал шар, и тут же вместо него появились две половинки шара. Позже, когда видеозапись повторяли с большим замедлением, можно было увидеть, как шар некоторое время чуть покачивался на дне камеры, потом замер, а затем на его поверхности, строго по «экватору», появилась ярко-красная нить. Тут же верхняя половина поднялась в воздух, в воздухе отошла в сторону, перевернулась и мягко легла рядом с нижним полушарием. Верхняя половина была пуста, а нижняя заполнена желтого цвета деталями самых причудливых форм, в которых на первый взгляд не было никакого порядка. Детали были кубовидными и цилиндрическими, коническими и горообразными, детали были объемными и плоскими; и, однако, во всем этом нелепом желтом нагромождении угадывался все-таки некий центр, что-то самое главное, потому что одна из деталей — узкая длинная пластинка — имела другой цвет, была ослепительно красной.
Но все подробности этого внезапного превращения были увидены уже позже, позже появилась и все объясняющая версия — верная ли только? — для того, чтобы открыть шар, необходимо было просто придать ему строго определенное положение, что и сделали случайно руки-манипуляторы; а в первое мгновение члены Комиссии, ученые со знаменитыми именами, молча застыли, оцепенело глядя на телеэкран. Стыдно признать, но у Мориса Клемана действительно даже был раскрыт рот, потому что никто не ожидал, что ЭТО произойдет так просто.
Желтая мешанина непонятных деталей и ярко-красная пластинка среди них…
Сразу приковывающая к себе взгляд ярко-красная пластинка.
Джон Саймон пришел в себя первым и кинулся к окну иллюминатора, словно бы усомнился в исправности телеаппаратуры, но аппаратура была в порядке: на дне камеры действительно лежали две половинки раскрывшегося шара, и точно так же, как на телеэкране первой бросалась в глаза узкая ослепительного красного цвета пластинка сантиметров в десять длиной…
21 августа. 9 часов 03 минуты — 12 часов 30 минут
Так вот, летел себе спокойно — или стоял на месте, все относительно эдакий космический буй внеземного происхождения, посылал куда надо и кому надо какие-то сигналы, скорее всего навигационные, но потом случилась какая-то неисправность, авария: и вот космический буй упал на Землю. Теперь же большая группа людей не спит ночами и сбилась с ног, потому что пытается найти то, чего нет и для чего буй попросту не предназначен: записанные неведомым способом и образом драгоценные для человечества научно-технические сведения, до которых самим землянам еще вот как далеко, или хотя бы записанную информацию о существах, изготовивших этот ярко-желтый шарик, случайно найденный четырьмя землянами близ деревушки, которая знаменита теперь не меньше, чем города Париж, Токио и Риоде-Жанейро. А за тщетной работой этой вымотавшейся группы людей следит затаив дыхание весь мир, репортеры пишут черт знает что, изо всех сил напрягая свою тусклую, скупую фантазию, потому что члены Комиссии дают интервью весьма неохотно. Но это понятно: кому захочется много распространяться о косности своего ума и о том, что ничего, ровным счетом ничего пока он не в силах понять.
Программа? Есть, конечно, детально разработанная программа исследований, вот сейчас пришла пора исследовать Красную Пластинку на атомном уровне… Но может быть, программа — это всего лишь ряд совершенно ненужных в данном случае действий, а на самом деле необходимо что-то совсем другое.
Донкин устало потянулся. Он сел за пульт электронного микроскопа только что, но тело уже налилось тяжестью, пальцы рук, лежащие на кнопках, были непослушны и тяжелы. Усталость накопилась за эти дни — и физическая, и душевная.