Форпост. Тетралогия
Шрифт:
'Так вот как ты выжил…'
Ване стало так плохо, как никогда ещё не было.
Отдать оружие абориген отказался.
'Оглушить. Он же и так псих. Проснётся — не вспомнит. Второй раз с ума же не сойдёт…'
Иван посмотрел на Ахмеда. Голова шла кругом.
'Блять!'
Он сам себе залепил пощёчину. Щёки пылали. От стыда.
Мужик прекратил лизать камень и вернулся в гнездо.
— Некоторые детки бывают добрыми, некоторые злыми. Так и эти люди, сыночка. Дядя Эдик —
— А их дразнить можно?
— Нет, сыночек. Их всех жалеть нужно. И любить. Чтобы они все стали добрее и счастливее. Понимаешь?
— Да, мама. Всех деток, даже нехороших родители любят. Да?
— Да, милый. Спи.
'Этот пулемёт того стоит?'
Маляренко устало потёр лицо. Ответа не было.
За последние семь лет Иван сильно изменился. Он стал жестоким, циничным, временами подлым и лживым человеком. Ради своей идеи он не останавливался ни перед чем. Но вот ЗЛЫМ человеком Иван не был. Его жестокость всегда, даже неосознанно, вытекала из ЦЕЛЕСООБРАЗНОСТИ и НЕОБХОДИМОСТИ.
А тут…
'Как ребёнок'
'Ребёнок', которому на вид было лет сорок, хлопал в ладоши и пододвигал к Ахмеду шкуру с горкой сушёных насекомых. Турка тошнило, но он пока держался.
'Как же тебе не повезло…'
Иван трезво оценил свои шансы на выживание здесь. В этом мёртвом мире. День. Может два. И всё. Конец.
Этот человек переломил природу. Он выжил несмотря ни на что. Вопреки всем законам вероятности. Но рассудок его подвёл.
'Сколько он здесь? Борода до пупа. Много лет. Может быть, он даже мой… 'ровестник'. А если… Ахмед?'
Турок уловил мимолётный взгляд хозяина и незаметно хлопнул ладонью по рукояти мачете. Иван помотал головой.
'Нет. Это на мне… нельзя его впутывать'
В животе разливался холод. Страшный. Жуткий. Ледяной.
'Он УБОГИЙ. Он у Бога. Это грех. Мой. Только мой'
Горло саднило и скрипело.
— Ахмед. Там меня подожди.
Искалеченная рука показала на выход из пещеры. Турок с нескрываемым облегчением выдохнул и исчез.
— Русск? — Мужик перестал раскачиваться и пускать слюни. — Атилла я. Приятства тебе! Мадьяр. Еда. На.
'Мамочка, прости'
Ахмеду было не по себе. Он не был совсем уж сильно верующим человеком, но всегда, хотя бы раз в день совершал намаз. Он плохо помнил Коран, которым в детстве его пичкал дед, но одно он знал точно. Таких людей, как этот… этот… ненормальный — трогать нельзя. Когда хозяин посмотрел на него в пещере, Ахмед сразу положил руку на нож, в душе горячо молясь о том, чтобы его миновала такая судьба.
Хозяин всё понял и отпустил его.
'О, Аллах! Благодарю тебя!'
— Ахмед. Ах-мед! Ау! Иди там… собери всё.
Хозяин, выползший из пещеры, был чернее тучи. Он сидел прямо на каменистой земле, на солнцепёке и дрожал. От холода. Тремя оставшимися пальцами правой руки судорожно сжав тот деревянный крестик, что, на глазах Ахмеда, повесил ему на шею палач из тюремной пещеры Новограда.
— Ы.
Турок подошёл, погладил хозяина по голове и ушёл за оружием.
Иван и Ахмед вернулись вечером. Молчаливые и подавленные. Все вопросы Иван игнорировал, а Ахмед и так был немым.
— Завтра утром Ахмед отведёт вас… за наваром. Настя. Ты сегодня в кубрике переночуешь, — на капитана было страшно смотреть. — Мне сегодня каюта понадобится. Ладно?
'Да, Фархад Викторович, нам всё. Всё, всё, всё аукнется. Ты прав… а я — нет'
Взгляд зацепился за письменный стол. На нём лежала кипа бумаг — всё свободное время Настя посвящала переписыванию учебников Бориса. Отдельной стопочкой лежали…
'Отче наш…'
Иван подержал листок с молитвой перед светильником. Строки и буквы сначала влезли в мозг. Потом в сердце. А потом они там взорвались.
Иван Андреевич Маляренко проморгался, встряхнулся и, встав на колени, стал старательно читать молитву.
Следующим вечером на 'Мечту' вернулась неимоверно довольная трофеями команда грузчиков. Три автомата неизвестной конструкции, пулемёт и совершенно роскошная винтовка. С прикладом из тёмно-красного дерева, с серебряной насечкой, гравировкой и мощнейшей оптикой. Маляренко равнодушно выслушал восторги по поводу оружия, найденного домика на колёсах и посмотрел сквозь прицел на берег.
'Да. Вот из этой то бандуры он и стрелял'
Гравюра на цевье ружья изображала охоту на льва и Ваня сразу поверил — да из этого ружья льва можно убить запросто.
Лейтенант и боцман заволокли на палубу железный ящик с инструментами и расходными материалами для обслуживания оружия. Следом за инструментами появился вскрытый 'цинк'. С непонятной маркировкой и надписью на английском языке 'сделано во Франции'. Экипаж с криками восторга встречал каждый новый предмет. Коврик.
'Тот самый, из вагончика'
Стёкла, железный унитаз, шкафчик.
Команда боцмана помародёрила на всю катушку.
'Унитаз? Униииитаааз?!'
Рядом с тихо закипающим Иваном сел Ахмед. Старательно пряча глаза, турок сунул Ивану в руки…
'Рамка?'
На фотографии в деревянной рамочке, на фоне того самого Фордика стояла семья. Папа, мама и маленькая девочка в белом платье. Иван вгляделся в лицо мужчины.
'Это он. Да'
— Ы. — Палец турка показал на женщину с ребёнком. — Ы.
Руки Ахмеда показали совсем простую пантомиму. Там. С другой стороны. За фургоном. Две могилы.