Форвард № 17: Повесть о Валерии Харламове.
Шрифт:
Мы никогда не подсчитывали точно, сколько в среднем длится век хоккеиста в большом хоккее, но, как правило, лет десять, редко чуть больше. Бывали, правда, случаи удивительного хоккейного долголетия: Николай Сологубов, Виктор Якушев играли до сорока лет, а в Канаде легендарный Горди Хоу выходил на лед в пятьдесят.
Отдельные исключения, однако, лишь подтверждают общее правило, да к тому же хоккей все время убыстряется, и именно скорость прежде всего теряет игрок с возрастом. Не случайно поэтому, что, как только тихоходный прежде хоккей в Канаде стал переходить на рельсы скоростной комбинационной игры, средний возраст игроков пошел заметно вниз.
Но и короткий хоккейный век меньше всего напоминает триумфальное шествие по дороге, усыпанной лепестками роз. Прошлые успехи могут гарантировать уважение, но не место в основном составе и своего клуба, а тем более сборной. Нужно постоянно доказывать свое право на это, связи, покровительство и интриги здесь не помогут. Можно как угодно ловчить в жизни, но на льду это еще никому не удавалось. Когда ты отдаешь партнеру шайбу, в ничтожную долю секунды решая сложнейшую задачу – твоя скорость, его направление, где он будет через мгновение, что сделают противники и так далее, – ты или делаешь это хорошо, и товарищ потом кивнет тебе благодарно, или плохо. Ты весь на виду, на виду у партнеров, на виду у любителей спорта, и каждый раз сдаешь на льду суровый экзамен. И никого в приемной комиссии на задобрить, никаких переэкзаменовок тебе не назначат. В этом смысле спорт обладает мощным воспитательным потенциалом.
Подводные рифы подстерегают спортсмена на каждом шагу. Даже механизмы время от времени требуют ремонта и регулировки, а организм человеческий – машина, тысячекратно превышающая по сложности все машины рукотворные. Да, конечно^ есть тренер, врач, массажист, которые призваны следить за состоянием спортсмена, строить его режим и тренировки так, чтобы в определенный момент он подошел к пику формы, но ни они и никакие научные бригады никогда не заменят тому жесткого, порой даже сурового самоконтроля.
Можно обладать редчайшим талантом, преподнесенным тебе в дар матерью-природой, но если ты не в состоянии твердо отставить от себя рюмку, когда друзья и поклонники так убедительно доказывают, что от «капельки» вреда не будет, что надо «уважить» именинника, ты обречен.
Можно обладать всеми титулами, но если на бесконечных и порой нудных тренировках ты не умеешь яростно подхлестывать себя, отгоняя соблазнительный шепоток уставших мышц: ты же мастер, ты же все умеешь, чего корячиться, ты и так сработаешь лучше других,- ты обречен. Прокатишься матч, другой, третий по инерции, но инерция, как известно, быстро иссякает, и вдруг заметишь, что перестаешь успевать вовремя к шайбе, поспевать туда, куда умел поспевать.
Но это еще не все опасности. Жизнь хоккеистов в большом спорте вынужденно однообразна. Больше трехсот дней в году она расписана по минутам: тренировки, переезды, игры, врачебные процедуры. Идут годы, и хоккеисту все перестает быть в новинку: он знает все. Он знает всех судей, кто что сделает, что скажет. Он знает всех игроков. Он знает все раздевалки, все дворцы спорта. Даже стюардесс он начинает узнавать в самолетах,
И незаметно подкрадывается душевная усталость, пресыщенность игрой. А она смертельный враг хоккеиста. Чтобы быть игроком с большой буквы, надо уметь сохранять жадность к игре. Праздничное отношение к ней. И если взвесить все те причины, которые способствуют иногда появлению проплешин на трибунах, а то и их полному облысению, далеко не последняя – будничность, скука. Если игрок с трудом сдерживает зевоту, что уж говорить о зрителе? Он просто засыпает. Но, как известно, спать на жестких трибунах не очень удобно, и зритель в следующий раз предпочтет делать это дома.
Все эти рассуждения понадобились нам, чтобы объяснить, каким образом Валерию Харламову удавалось в течение всей своей блестящей карьеры в спорте сохранить высокий артистический подъем. Интересны высказывания по этому поводу самого Харламова:
– Говорят: «хоккей – не балет!» В смысле жесткости – это, безусловно, так, но во многом хоккей похож на балет. Артисты балета тоже должны адски много тренироваться. Пусть их тренировки называются репетициями, но, в сущности, это те же тренировки.
Я никогда не был за кулисами во время балетного спектакля, но не могу себе представить, чтобы прима сидела, зевала и вязала чулок, а через минуту божественно летала над сценой с победной улыбкой на лице. А ведь она тоже все уже знает. Где какая выщербина на доске сцены, что в следующее мгновение сделает кордебалет.
Знает, а все равно волнуется. А почему? Да потому, что она артистка. Она стремится каждый раз превзойти себя. Ей как воздух нужно признание. Она не может танцевать одна в пустой комнате. Ей нужны зрители, их восторг. Она живет и творит для них.
А мы? К сожалению, мы часто выходим на лед для галочки, чтобы вписать результат очередного матча в турнирную таблицу. Играем без огня, без вдохновения. Чего ж мы хотим от зрителя? Он не дурак, он это чувствует. У зрителя на это фантастический нюх! Стоит выйти на лед с тяжким вздохом подневольного, как вирус скуки начинает свирепствовать на трибунах.
Я это к чему? Мне кажется, мы часто чересчур рациональны и недостаточно артистичны…
Харламов имел право говорить так. Хотя бы потому, что всю свою славную спортивную жизнь сам был артистом на льду. Артистом в самом высоком смысле этого слова.
Владислав Третьяк вспоминает в своей книге «Когда льду жарко…», что Харламов часто говорил: «Люблю сыграть красиво». И далее наш замечательный вратарь добавляет: «Что верно, то верно: хоккей в исполнении Харламова – это подлинное искусство, которое приводит в изумление миллионы людей».
Не одним хоккеем была заполнена его жизнь. Он постоянно интересовался театром, кино, много читал. Его артистической натуре были духовно близки люди искусства: Валерий был дружен с артистами театра на Таганке Владимиром Золотухиным и Борисом Хмельницким, а те познакомили его с Владимиром Высоцким, чьи песни он очень любил.
«Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» И. Ильфа и Е. Петрова он знал чуть ли не наизусть, наверное, потому, что сам любил шутку и понимал толк в ней. Помнится, однажды, после того как армейцы выиграли первый период у своего противника со счетом 6:1, Харламов улыбаясь сказал в перерыве директору Дворца спорта ЦСКА:
– Чего дальше играть? Давайте распоряжение, чтобы гасили свет и распускали публику.
О команде, игроки которой все время выясняли отношения на льду, он заметил:
– Ну и команда – один на всех и все на одного. Писатель Яков Костюковский, большой поклонник футбола и хоккея, даже собрал в записной книжке образчики юмора Валерия Харламова и напечатал их в еженедельнике «Футбол – хоккей».