Фосфоресценция. О том, что нас поддерживает, когда мир окутывает тьма
Шрифт:
Copyright © 2019 by Julia Baird
Предисловие. Внутренний свет
Мало что так поражает, как сверхъестественное сияние в дикой природе. Жуки-светляки. Грибы рода омфалот. Рыба-фонарь. Черная светящаяся акула. Адский кальмар-вампир, биолюминесцентные волны. Потайные уголки лесов, темные глубины океанов полнятся светящимися существами, созданиями, освещенными изнутри. И многие столетия они очаровывали нас, как сияющие посланники чуда, источники благоговейного восхищения.
Оказывается,
Его авторы, Масаки Кобаяши, Дайсуки Кикучи и Хитоси Окамура, пришли к выводу, что все мы «непосредственно и ритмично» излучаем свет: «Человеческое тело в буквальном смысле мерцает. Интенсивность излучаемого света в 1000 раз слабее, чем чувствительность невооруженного глаза».
Может быть, мы все состоим из звездной пыли.
Несколько лет назад я переживала такое тяжелое расставание, что на много месяцев потеряла аппетит и практически перестала спать. Я превратилась в ходячий скелет, была полностью разбита и лишена уверенности. В слезах я позвонила своему консультанту: «Просто не представляю, как мне со всем этим справиться». И тот рассказал, что в молодости обратился к своему наставнику точно с такими же словами. Наставник, мудрый аргентинец, похлопал его по щеке и сказал: «Теперь важно все, чему ты научился за свою предшествующую жизнь, вот чем ты должен сейчас пользоваться. Твои родители, друзья, работа, книги, все, что тебе когда-либо говорили, что ты когда-либо узнавал. Сейчас самое время этим воспользоваться». И был прав. Какая польза во всем приобретенном вами жизненном опыте, если вы не можете применить его в период глубокого душевного кризиса? Разве все эти уроки и влюбленности не помещались в резервуар, откуда можно черпать при необходимости?
С тех пор я несколько раз смотрела смерти в лицо, и сейчас зачастую удивляюсь, почему та старая несчастная любовь послужила причиной столь глубокого отчаяния. В недавнем прошлом мне пришлось перенести тяжелые операции – три крайне серьезные, – самая последняя продолжалась пятнадцать часов. В эти моменты я испытывала такую ясность сознания и глубину эмоций, каких никогда ранее мне не доводилось испытывать: страх, тревожность, спокойствие, одиночество, невыразимый ужас, любовь, трансцендентное сосредоточение. В раковом омуте все прочие звуки затихают, и ты слышишь лишь биение собственного сердца, шепот своего дыхания, неуверенность своих шагов. Пусть вас окружает огромная толпа близких и друзей и самая горячая любовь, но по этой болезненной долине тьмы приходится брести в одиночестве.
Я молила о прекращении невыносимой боли, которую не могли унять никакие лекарства, просыпалась от опиоидных кошмаров, месяцами проводила в больничных палатах, лежа на спине в халате, пока раскаленные ядовитые растворы химиотерапии вливались в открытую рану и растекались по моему организму. Невероятным усилием мне приходилось заставлять тело работать после того, как эта отрава парализовала все мои внутренности; спотыкаясь, едва переставляя ноги, медленно бродить по коридору, волоча за собой капельницу и следя за тем, чтобы халат оставался плотно запахнутым.
Конечно, я знаю, что не единственная, кому пришлось столкнуться с этой болезнью. Мы сразу же понимаем друг друга, те из нас, кого настигла страшная напасть, но еще больше мы сочувствуем страданиям другого рода – миллионы из нас остались с разбитыми сердцами, искалеченными телами, помутненным рассудком. Мы с большей охотой проявляем сочувствие по отношению к тем временам, когда жизнь, словно боа-констриктор, обвивалась вокруг нашего горла, выдавливая дыхание; словно жестокий великан, крала нашу радость, цель в жизни и надежду, пока мы спали. Порой она напоминала узкую черную душную пещеру, откуда нет выхода.
В эти последние несколько лет меня всегда восхищала и поддерживала идея о том, что мы наделены способностью обрести, разжечь и нести свой собственный внутренний живой свет – свет, разгоняющий тьму. Речь не идет о ярком пламени, скорее о мягком свечении, источнике света ниже видимого температурного излучения, сохранении света ради последующего использования, тихом мерцании без вспышек. Выживание, присутствие духа, даже если вас захлестнули сомнения.
Американская писательница и морской биолог Рейчел Карсон обнаружила феномен живого света, когда по ночам бродила по берегам Атлантического океана, направив фонарик в темные воды. В августе 1956 года она писала своей дорогой подруге Дороти Фриман:
«Весь день вода была неспокойной, ходили волны и буруны, так что к полуночи здесь восхитительнее всего – все мои камни покрыты пеной… Чтобы полностью слиться с дикой природой, мы выключили фонарики, и вот тогда увидели настоящее волшебство. В прибое было полным-полно бриллиантов и изумрудов, и он пригоршнями швырял их на мокрый песок. Дороти, дорогая, этой ночью все наши чувства и эмоции усилились стократ; безумный аккомпанемент звуков, и движения, и много-много фосфоресценции. Отдельные искры достигали поистине огромных размеров – мы видели, как они блестят на песке, а порой, попавшие в плен колебаний волн, просто плавали туда- сюда. Несколько раз мне удавалось зачерпнуть одну вместе с ракушками и галькой; я была уверена, что смогу ее увидеть – но увы».
В ту ночь Карсон потряс еще и жук-светляк, летающий над водой, отражаясь, «словно маленький фонарик», и тут ей пришло в голову, что жук считал искорки на воде другими светляками. Она спасла его от утопления в ледяном море, поместила в ведро, чтобы тот обсушил крылышки. Женщина, чья работа «Безмолвная весна» (Silent Spring) послужила толчком для развития современного движения по защите окружающей среды, писала: «Это одно из тех событий, что дарит странное, с трудом поддающееся описанию чувство, с огромным количеством оттенков и смыслов, скрывающихся за фактами… Представьте, как переложить это на научный язык!» И в самом деле.
По мере того как расширялось понимание учеными сути этого неземного явления, менялась и терминология, используемая для его описания. Свет, испускаемый природными веществами или организмами (обычно относительно медленно высвобождающими поглощенное тепло вроде солнечного света), известен как фосфоресценция с 1770 года. В начале XX века был придуман и введен в обращение термин «биолюминесценция», который описывал непосредственно биохимический свет, излучаемый живыми существами, зачастую фитопланктоном (иногда в течение дня похожий на «красные приливы» водорослей), растревоженным волнами или движением в воде. Некоторые ученые – вроде Карсон – до сих пор используют упомянутые термины взаимозаменяемо.