Фрагменты жизни

Смоляков Денис

Свечей или ночных костров.

Прогулка по Москве

Люблю гулять по Москве, а точнее по местам, подарившим мне приют на четыре замечательных и трудных года в коммунальной квартире.

Тверской бульвар, Твербуль – самое литературное место. Пушкин, Гоголь, Крылов, Есенин с Маяковским и Катаевым (три неразлучника), Горький,

Булгаков – всех не перечесть. Естественно было и то, что Литературный институт обосновался здесь. По соседству с ним театр Пушкина, справа и чуть подальше, слева, новый МХАТ. Не покидая бульвара, можно посидеть у памятника Есенину. Он жил некоторое время здесь, у очередной зазнобы: «Голубая кофта, синие глаза»…

Вот мы и дошли до Никитских ворот, к памятнику Тимирязеву. Слева здание ТАСС, тот который уполномочен; тут же, неподалеку театры «У Никитских ворот» и «Маяковского», справа видна церковь Вознесения, где венчались Пушкин и Гончарова… Но вернёмся чуть назад и прогуляемся по Малой Бронной.

Товарищ Булгаков хаживал тут. И не только он. По преданию, в «Театральном романе» описываются сразу два театра, Пушкина и театр на Малой Бронной.

Знаменитые «Патриаршие». Неспешно, прогулка не может быть торопливой, идём вдоль пруда. Памятник Крылову любимое место детворы – персонажи басен в некоторых местах отполированы маленькими ручонками до блеска.

По диагонали, между домов, проходим на Садовое, в подземный переход и налево к площади Восстания, мимо Планетария. Высотка из стихов про дядю Стёпу, зоопарк. Воспоминания далёкого, теплого, светлого детства… Правда теперь это Кудринская площадь, но воспоминания так и остались на Восстания.

Прогулка окончена, можно возвращаться в мир вечно занятых торопыг. Однажды, одной безумно долгой ночью, когда было совсем паршиво, я сделал такой «кружок», туда и обратно – отпустило. Когда вернулся, появились эти строчки, неторопливые, спорные, предрассветные.

Если муторно и больно, выхожу я и гуляю

по московским улицам вольным.

По Тверскому, по бульвару, вплоть

до самых, до Никитских,

а

затем по Бронной.

Проплыву по Патриаршим

в гости к дедушке Крылову с Бегемотом,

И, неведомо откуда, подойдет к нам

тихий Мастер с Маргаритой и Фаготом.

Размахнусь и полечу —

мне нынче чудо по плечу, над Садовым.

В Планетарий загляну,

чтобы звездам подмигнуть незнакомым.

А на Площади Восстанья

захлебнусь воспоминаньем добрым…

И вот уже почти не больно.

Я люблю тебя мой город вольный.

Жан

Это была какая-то гитарная вечеринка на чьей-то кухне: два относительно популярных сочинителя баллад, хозяйка с подругой, ещё какие-то приближённые, в числе которых оказался и я.

Мы сидели и, передавая друг другу инструмент, знакомили окружающих со своими песнями. Время было разное, на столе роскошь – чай и сушки с вареньем.

Периодически песни прерывались, потому что новорождённые щенки хозяйской собаки, полуболонки-полудворняги, постоянно тыкались в ноги, требуя внимания матери, которая пыталась улечься здесь же, под столом.

Сколько их было уже не помню, но один из них абсолютно чёрный, с белой полосой на шее, похожей на галстук-шнурок, и благородной сединой на морде, сперва облюбовал мои ноги, а потом перебрался на колени, где и затих.

Так в мою жизнь пришел Жан. Мы расходились, когда уже стали гаснуть звёзды.

Вскоре начались ссоры – щенок слушался только меня. Приближалось лето, и мы с Жаном уехали за город к моим родителям. Они с отцом нашли общий язык с первого нюха – я это понял, когда собирался навестить друзей. Жан посмотрел на меня, на отца и, виляя хвостом, забрался к нему на колени. Так он обрёл новый дом.

Однажды он исчез, куда и что с ним приключилось – не знаю. Осталась только песенка-ностальгия. Забавная, простая, наивная, как лёгкий вальс. Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…

Конец ознакомительного фрагмента.