Французская магия
Шрифт:
Со стороны Ремуса донесся неопределенный звук, будто бы оборотень подавился вином. Нимфадора заботливо похлопала его по спине.
— Я, собственно, зашел спросить, не присылал ли Гарри никаких писем. — Директор внимательно посмотрел на Сириуса.
— Прислал еще одно, — как бы с неохотой заметил аристократ. — Он отдыхает где-то на южном курорте в Штатах, наслаждается жизнью и отсутствием угрозы со стороны Вольдеморта.
— Очень безответственно с его стороны, — грустно заметил Дамблдор. — Надеюсь, мальчик одумается и вернется в Хогвартс к друзьям.
— Кто знает, Альбус, кто знает... — Сириус с деланным сожалением покачал головой. — Я не могу писать ему в ответ — совы не видят, где он находится.
Глава 16. День рождения
29
Невилл Лонгботтом с удивлением рассматривал пришедшее сегодня с незнакомой совой письмо. Каллиграфически написанный адрес поместья Лонгботтомов странно сочетался с демонстративно нечетким и замазанным чернилами обратным адресом, разобрать который было невозможно. Однако же почерк был странно знакомым, и Невилл долго ломал голову над тем, кто мог написать письмо, пока не вспомнил, что той же рукой были написаны конспекты Гарри.
Решительно сломав печать, Невилл погрузился в чтение.
«Здравствуй, Невилл
Ты сейчас наверняка удивляешься, почему я пишу именно тебе, правда? Не Рону, не Гермионе, а именно тебе. Я не хочу пока говорить о том, почему я уехал из Англии на длительный срок, — я знаю, что ты не владеешь окклюменцией, которую я теперь изучаю под руководством наставника. А без этого умения Дамблдор вытащит из твоей головы слишком много того, что ему лучше пока не знать. Скажем так, я решил прожить один год своей жизни вдали от ненавидящих меня родственников, распланировавшего мою жизнь директора и прячущихся за моей спиной от величайшего темного мага столетия наивных обывателей. Я вернусь в Англию не раньше, чем через год, на шестой курс, а до этого момента буду делать все, чтобы подготовиться к грядущим в стране событиям, думаю, ты понимаешь, о чем я.
Ты и Луна — вот те два человека в Хогвартсе, кому я по-настоящему доверяю. Чтобы не говорить в письме лишнего — попроси свою бабушку рассказать о тех странностях, которые она видит в моей жизни после Первой войны. Надеюсь, ты не разочаровался во мне, после того как я сказал, что планирую вернуться только через год, и еще напишешь мне. Скоро я пришлю тебе адрес того места, куда можно направлять письма.
Твой друг, Гарри Поттер.»
Невилл покрутил письмо в руках, но, так ни до чего и не додумавшись, отправился к бабушке.
Августа Лонгботтом, постаревшая, но все еще очень крепкая женщина, сильная волшебница и просто проницательный человек, внимательно изучила протянутое ей письмо и задумалась.
— Это значит, что твой друг решил играть самостоятельно, а не под чью-то указку. — Задумчиво протянула она.
— А что он имел в виду, когда говорил про «странности»? — Невилл серьезно посмотрел на бабушку.
— Очень метко подмечено... Именно «странности». После того, как Лорд убил Джеймса и Лили Поттеров, на роль опекунов ребенка претендовало множество благородных семейств. Да что там, даже Алиса и Френк могли бы взять его в свой дом и воспитать как достойного потомка Поттеров. А после их... недееспособности... то же самое хотела сделать и я.
— Но он ведь до 11 лет прожил у маглов?
— В этом одна из странностей. Я не знаю, как Дамблдор стал опекуном Гарольда. Я не знаю, почему лучший друг Поттеров без суда сел в Азкабан. Сначала его словам о кровной защите родной крови некоторые даже поверили, но когда спохватились — след ребенка был потерян.
— Это все, что ты можешь сказать, бабушка?
— Нет... Если внимательно посмотреть все газетные публикации с того Хеллоуина, то, даже когда схлынуло общее ликование от победы над Темным Лордом, кто-то очень старательно не давал людям забыть, кому они обязаны спасением. Статьи, фотографии, книги по произошедшему в ту роковую ночь, да даже популярная когда-то кукла Гарри Поттер. Из твоего друга усердно лепили национального героя... Но вот кому это нужно и зачем... — Она в сомнении помотала головой. — Никто в действительности не знает, как погиб Вольдеморт. Но книги пишутся, правда самого Гарри ни разу не спросили о событиях той ночи. Даже о шраме Поттера люди узнали только из газет. А вживую его до 11 лет не видел никто, кроме двух-трех вернейших сторонников
— Еще... странным является то, что до заявления в прессе Дамблдора никто в точности не знал, что произошло в Годриковой лощине в тот роковой вечер. Знали только, что Темный лорд погиб. Если бы директор действительно хотел полной безопасности для ребенка Поттеров — то заявил бы, что Вольдеморта убили Джеймс и Лили, тогда на фоне чествования павших героев исчезновение их сына или взятие его под опеку нейтральной семьей ускользнуло бы от внимания большинства игроков. А так, после заявления директора, мальчик стал самым известным и разыскиваемым человеком в стране.
— Но зачем? — пробормотал Невилл.
— Сложно сказать... Дамблдор ничего не делает просто так, — ответила Августа. — Видимо, уже тогда он знал или догадывался о чём-то, в чем ему может пригодиться последний Поттер.
Августа Лонгботтом подошла к старинному шкафу и достала из него резную шкатулку темного дерева. Порывшись среди лежавших там украшений, она вытащила простое серебряное кольцо.
— Это когда-то принадлежало моему мужу. Он был сильным магом и, что встречается гораздо реже, — достойным человеком. Но прежде всего он был ученым, из-под палочки которого вышло немало фамильных артефактов. Кольцо создает в твоем сознании своеобразную защиту, подсовывая попытавшемуся тебя прочитать легилименту бессвязные обрывки мыслей. Прочитать в разуме человека, носящего это кольцо, хоть что-то осмысленное, не сумеет даже самый сильный легилимент.Носи его в Хогвартсе не снимая.
Невилл с некоторым трепетом надел кольцо деда на палец. Чуть уменьшившись в размерах, оно плотно обхватило палец, так что снять его просто так было нельзя.
Тот же день. Дом Ксенофилиуса Лавгуда
— Папа, я получила письмо от Гарри Поттера. — Луна Лавгуд, одетая в совершенно нормальное платье и аккуратно причесанная, что вызвало бы удивление у всех ее Хогвартских знакомых, помахала перед лицом Ксенофилиуса распечатанным конвертом.
— Да, солнышко? — Редактор газеты «Придира», при дочери не считавший нужным играть привычную роль человека со странностями, защищавшую его самого, семью и издаваемую газету от любых нападок, внимательно изучил конверт. — И что он написал?
— Смотри сам. — Луна протянула отцу лист обыкновенной бумаги.
«Здравствуй, Луна.
Как поживают твои мозгошмыги и прочие интересные существа, о которых мы иногда беседовали? Надеюсь, с ними все в порядке.
Ты, наверное, тоже удивишься, как и Невилл, которому я отправил почти такое же письмо, что я пишу именно вам двоим, а не моим так называемым «лучшим друзьям». Я пишу довольно откровенно, потому что знаю, что даже Дамблдор не рискнет читать твои мысли, защищаемые мозгошмыгами. Мне бы такие защитники тоже не помешали, когда я вернусь в Хогвартс через год, честное слово. Прости, что не смогу вместе с тобой прогуляться по запретному лесу, но в качестве компенсации обещаю позвать на День смерти Безголового Ника, одного из хогвартских приведений, — думаю, тебе там понравится. Если захотите вместе с Невиллом узнать, как в действительности относятся ко мне Рон и Гермиона с Джинни, скажите в разговоре с ними, что по слухам, я завещал все деньги рода Поттеров детским приютам и детям-сиротам — и вы увидите много интересного на их лицах.
Надеюсь, ты простишь мне, что сейчас я нахожусь далеко от своего личного врага, от прячущихся за моей спиной от него обывателей и от манипулятора-старика, и потом сможешь мне писать о том, как у вас обстоят дела.
Твой друг, Гарри Поттер.»
— Твой друг на удивление деликатен, по сравнению с остальными учениками. — Ксенофилиус, прочитав письмо, улыбнулся. — Как он мягко и необидно сказал, что даже Дамблдор не рискнет забраться в мысли Полоумной Лавгуд, которую ты играешь в Хогвартсе.
— Интересно, что он имел в виду, говоря про отношение к нему друзей? — Луна, точно так же дома снимавшая маску Полоумной, наморщила лоб.
— Думаю, вы с Невиллом узнаете все, как только встретитесь с ними в поезде. — Лавгуд потрепал дочь по волосам. — А теперь иди, я должен дописать статью.