Франсуаза Фанфан
Шрифт:
Потом мы прошлись по лавкам и магазинам, как будто наши средства соответствовали нашим желаниям. Мой банковский счет был весьма тощим, а ее – давно исчерпан чеками без обеспечения; но мы разыгрывали богачей, выбирали наряды, которые могли представить себе только на рекламных плакатах.
Фанфан удивилась моей готовности «делать покупки». И в самом деле, очень немногие молодые люди с удовольствием ходят по магазинам. Я не смел сказать ей, что у витрин я смотрел только на ее отражение, а когда она примеряла платье, упивался ее формами. Восхищался ими, делая вид, что я в восторге от покроя.
Мы спустились в метро, чтобы поехать
– Я была бы вам очень обязана, если бы вы уступили мне место. Я очень устала.
Тронутый нежностью в ее голосе, пассажир уступил ей откидное место.
– Большое спасибо, – сказала она с обворожительной улыбкой.
Фанфан умела упрощать себе жизнь. Ей были чужды робость и страх, свойственные большинству людей. Свобода, которую она проявляла ежеминутно, очаровывала меня.
Тут я рассказал ей о некоей Лоре, которую недавно повстречал и которая – добавил я, делая вид, что смущен своим воспоминанием, – не совсем мне безразлична.
– Я даже как-то подумал, что встретил девушку, разделяющую мои мечты.
Я поостерегся уточнить, что эта самая Лора – моя любовница, но и подозрение выбило Фанфан из колеи. Я был на седьмом небе. Однако, не желая усугублять страдания Фанфан, небрежно бросил, что, дескать, не знаю, стоит ли Лора того, чтобы ее завоевывать.
Взгляд Фанфан смягчился.
Когда мы вышли из метро, Фанфан привела меня в магазин женского белья. Словно заставляя меня забыть Лору, примеряла все, что возможно, из интимного туалета и прохаживалась передо мной с видом ангела, понятия не имеющего о том, какое впечатление производят на мужчин женские формы. Чтобы не лишиться чувств от вожделения, я снова вызывал в памяти паровоз, так помогший мне в нашу венскую ночь. Когда Фанфан говорила, перестук колес заглушал ее слова. Продавщицы принимали нас за любовников, Фанфан была вполне довольна, а я задыхался от сластолюбия.
Сославшись на лекцию в Политической школе, я покинул Фанфан, пока мои чувства не прорвали плотину моей воли. Она посмотрела на меня с блаженным недоумением на лице, во взгляде и во всем облике. Видимо, ей было непонятно, как это я ухитряюсь устоять перед ее чарами. Несомненно, она на меня рассердилась. В ее дальнейших стараниях соблазнить меня, возможно, было желание отомстить.
Когда я оказался на улице один, меня охватило странное недомогание. Мало-помалу я сообразил, в чем дело. Время с полудня прошло для меня как волшебный сон. Мы разыгрывали богачей, но остались ни с чем. И меня охватило непреодолимое желание разбить стекло, отделявшее меня от моей мечты, впустить мечту в свою жизнь. Не хотел я больше быть Принцем с рекламного плаката. Я жаждал вернуть себе головокружение, возникшее у меня, когда я отправился в Альпы сорвать эдельвейс. Фанфан сумела заставить меня присоединиться к ее девизу: надо забыть об условностях.
Я вернулся по нашим следам, зашел в каждый магазин, который мы посетили, накупил рубашек, платьев и трусиков, которые понравились Фанфан. С наслаждением подписал несколько чеков без обеспечения, сам удивляясь, как легко можно
Я отдал два огромных пакета привратнице дома, где жила Фанфан, «для мадемуазель Соваж» и ушел, ликуя при мысли о том, что в этих пластиковых мешках Фанфан найдет осязаемые доказательства моей способности осуществлять самые безумные мечты. Я усложнил свою жизнь тридцатью двумя тысячами тремястами франков долга – пройдет много времени, прежде чем я забуду эту цифру, – но в ту пору подобная сумма оставалась для меня чем-то абстрактным.
Соблазнительное нижнее белье я купил в двух экземплярах и вечером попросил Лору примерить те вещички, которые оставил для нее в надежде, что это белье создаст иллюзию, будто я сплю с Фанфан. Растроганная Лора выполнила мою просьбу. Она думала, что это дань красоте ее тела, которое и вправду было ладно скроено, хотя и не выдерживало сравнения с телом Фанфан.
В эту ночь Лора проявила бесстрашие. Я остался ею доволен; но ни одна ее ласка не казалась мне такой изысканной, как предполагаемые нежности Фанфан.
На другой день Фанфан выразила мне благодарность такой телеграммой:
ТЫ ЗАБЫЛ МАЛЕНЬКИЙ БЕЛЫЙ ПОЯС ТЧК ДРУЖБА? ФАНФАН ТЧК
Несмотря на это упущение, мой банковский счет оказался превышен на солидную сумму. Я бросился к своему банкиру просить о студенческой ссуде. Тот любезно выслушал меня, поправил галстук и приоткрыл шлюзы кредита. Милостиво дал отсрочку на два года – до окончания Школы; но жестом дал понять, что на этом его снисхождение исчерпано.
Потом он добавил:
– Признаюсь, я немного удивлен вашими такими внезапными расходами. Тридцать две тысячи триста франков… одним махом. До сих пор вы проявляли больше благоразумия. Что случилось?
– Вы когда-нибудь были влюблены до умопомрачения, мсье?
Тут наш разговор зашел в тупик. Банкир понятия не имел о том, что такое всепоглощающая страсть.
Значит, я закабалил себя на ближайшие годы. Но я гордился тем, что взял на себя такое бремя из-за любви, а не из-за покупки стиральной машины.
Затем я отправился к отцу, чтобы забрать технический паспорт на его машину, который он переписал на мое имя и на мой адрес, но не для того, чтобы подарить мне это средство передвижения, а чтобы переадресовать штрафы за нарушение правил дорожного движения, неизбежно со провождавшие мою езду. Естественно, я их не платил. Я даже использовал их как наказание отцу за его отчаянное легкомыслие. Как только я встречал его под руку с новой любовницей, я брал его машину и припарковывал ее на переходе для пешеходов. Отцу это обходилось обычно в двести тридцать франков. Сначала он пытался заставить платить меня самого. Я тянул волынку. Тогда судебные исполнители стучались в его дверь. И отец раскошеливался, платил штраф, на мой взгляд, вполне заслуженный. Пробовал он и не давать мне машину, требовал вернуть ему дубликат ключей, хранившийся у меня, но всякий раз оказывалось, что ключи куда-то запропастились. После того как я прибегал к такой мере наказания – о причинах отец не догадывался, – он долго сердился на меня.