Франт 4
Шрифт:
2-й сержант 1-го плутонга досадовал, что не удержал в себе мальчишеский порыв, особенно когда от этой красноголовой в крапинку пакости при ударе поднялись клубы какой-то пыльцы, сразу же осевшей на его натертые перед боем и до этого момента блестевшие сапоги с красными кистями и даже замарала гордость подразделения — лазоревые шаровары с их золотистыми лампасами и сплетением красных шнуров от пояса до середины бедра спереди, так называемой шифровкой. Бурча себе под нос проклятия, Петор не сбавляя темп пару раз отряхнул въевшуюся и почему-то жгучую пакость с одежды, да и продолжил маршировать, поражаясь тому, как он мог ранее не обращать внимания на ощутимую гладкость и просматривающуюся сквозь красноватый лак и полировку изумительную фактуру древесных волокон древка своего, сейчас зажатого в руке и лежащего на плече протазана с его сержантским
Сглотнув и утерев со лба вдруг возникшую испарину, от чего его пурпурного цвета кепи с золотой кокардой и красным сплетением шнуров сверху едва не слетело, изнемогающий от внезапного приступа духоты сержант судорожно рванул свой обшитый золотым галуном высокий малиновый ворот, отчего верхняя золоченая пуговица его пурпурного мундира улетела куда-то под ноги, но дышать легче не стало. Ослабив атласный шейный галстук, едва при этом не порвав цепь своего серебряного сержантского горжета с золоченым малым гербом Туготыльских, Петор словно заворожённый всё это время продолжал смотреть на изумительной красоты древко своего оружия. Он даже проверил свои новые ощущения, погладив теплую и словно бы ласково, податливо завибрировавшую от нежного прикосновения крепкой руки древесину древка. Никогда еще в своей жизни Петор не ощущал столько тепла и отзывчивой податливости от столь желанного объекта приложения своего мужского внимания. Это словно любовь с первого взгляда, химия, страсть… Безумие — попытался было привести себя в чувства сержант Глиномэ, но тут его взгляд поднялся на не менее лазоревый зад впереди шагающего своего десятника, и он понял: это судьба!
Поэтому, когда столь лелеемые лазоревые шаровары 2-го сержанта 1-го плутонга Петора Глиномэ из Туготыльских, но теперь не факт, упали к его чуть припыленным проклятыми грибными спорами и уже не столь блестящим сапогам, то ему, сгорающему в данный момент от переполняющей его страсти, уже некогда было наблюдать за тем, как сержант Шустрэ, сплюнув и что-то пробурчав о бездуховности, целеустремлённо прошел рядом. Миновав же и главрыцаршу Неважнэ, как видно, пользующуюся особой популярностью у раз, два, три… двенадцати гвардейцев разом, и при этом ловко переступая через пыхтящие тела, этот беспардонный тип стремительно направился к хоть и чуть замешкавшейся, но решительно скидывавшей свои одежды магистру Туготыльской, очевидно, дабы не дать и той начать противоречить своей, пока еще говорящей фамилии. Мда.
В итоге, этот нахальный, а также, как видно, и впрямь шустрый 3-й сержант успел-таки к графине, которая наконец разоблачившись из своих дорогих одеяний, теперь с обезумевшим взглядом искала: к чему бы приложить свой вскипевший темперамент, но в отличие от своих подчиненных, из-за трудностей с одеждой пока ещё не приступила к воплощению сего. Шустрэ подскочил к ней и перекинув через плечо, всю обмякшую и будто бы заснувшую, ну и теперь, очевидно, так и оставшуюся без «сладкого» магистра, а затем решительно направился куда-то в лес со своей поклажей, заботливо удерживаемой за голый зад, исключительно для удобства переноски, разумеется. И при всём при этом, он словно постоянно находился в ореоле непривлекательности для тех, кто сейчас умудрялся находить таковую даже вон, в норке суслика.
К тому же моменту, когда мало кто уже обращал внимания на бесцеремонного похитителя сейчас не просто высокопоставленной магички, а явно дефицитного в сложившихся обстоятельствах объекта приложения, так сказать, мужского внимания, вокруг уже творилось что-то невообразимое. Зюскинд со своим Парфюмером нервно грызет ногти.
Но любвеобильным гвардейцам похоже было хорошо, поэтому им никто не мешал. Даже замершие на поле ещё не начавшегося боя в паре сотне метров от них, пребывающие сейчас в близком к шоковому состоянию, как баталии имперцев, так и королевский полк. Все они, вдруг позабывшие, что тут, как бы, война, и раз уж пришли, то не на оргию на холме за болотом нужно пялиться с открытыми ртами, а за Родину, за Жаропещерскую, ну или Серогорскую, в атаку маршировать. Однако, как видно, две противоборствующие стороны были излишне морально подавлены тем зрелищем, что им открылось, и видимо испугавшись заразности сего действа, спешно ретировались восвояси, без единого выстрела, так сказать. Мда.
— С кем воюем, с кем воюем? — вечером того же дня меланхолично выдал я, когда оторвался от бутылки какого-то поганого местного шнапса, хоть и не пьянея
— Верно говоришь, Франт! Срамота! — не дал мне окончить своё сумбурное, но вполне понятное и главное типичное для конкретной обстановки выступление, какой-то выскочивший с собственного места и опрокинувший в себя кружку своего пойла сержант из Желтоборцев, которых тут, как и Чернопольцев с Белореченцами, собралось немало.
— Да!
— Нет!
— Никогда!
— Не сдамся(истерично)!
— Только через мой труп!
— Хрен им мой, а не мою жопу!
— Лучше смерть!
— На Дар! — разноголосо заорали со всех сторон, хоть и разными словами, но в целом соглашаясь с моим посылом, эти уже изрядно выпившие слушатели разных полов и даже возрастов, что постепенно скучковались вокруг поддатого оратора в моем лице.
— Правильно, други мои! — продолжил я вброс и работу с общественным мнением. — Эти проклятые Дарцы, как не укокошат своего командира, а потом чуть ли не месяц власть делят, так спьяну в атаку идут. А что теперь? Каких мухоморов они там нанюхались, что свою традиционную ритуальную оргию устроили не как обычно: темной ночью и среди своих, а показательно! У всех на виду, понимаешь! Мол, трепещите, унтерменши, вот что вас ждет! Так что ли? Но пусть знают: Ардцы не сдаются! Империя навсегда! Империя от моря до моря! Пусть солнце не заходит над Ардом! Слава святой императрице! Смерть мо… морально неустойчивым агрессорам! Империя превыше всего! Ура, товарищи!
— УРА-А-А-А!!! — взорвался весь кабак.
Чёт я похоже с феромонами переборщил, походу. Не, сейчас на штурм Дарской столицы мы не пойдем. Может и возьмем спьяну, но однозначно не удержим.
— Братья и сестры, — завопил я перекрикивая уже начавшуюся перекличку наличных сил для решительного удара малыми силами и на чужой территории. — Империя опасносте!
И тишина. То что надо.
— Империя, говорю, в опасности, — чуть тише и более разборчиво повторил я. — Да, родные мои, вы полюбуйтесь: какая эпидемиологическая обстановка в стране! Сначала эта обезьянья зараза, потом ее ослиный(сплюнув) штам. А теперь вот… недержание какое-то! — устроив мхатовскую паузу с болью за будущее Родины в глазах, пронзительно вглядывался я в широко открытые уже не столь осоловевшие очи людей вокруг меня, притихших и уже, похоже, начавших остро ощущать вину, пусть и еще не поняв за что конкретно, но выпитое чуть притупило критическое мышление. Ну а у меня, паникующего и судорожно ищущего, тем временем, как бы разрулить этот затеянный не пойми зачем фарс, в голове метались мысли в поисках подходящих речей. Но плюнув, я решил взять экспрессией и гневно заорал. — Доколе?!! А? Я вас спрашиваю! Молчите? А я вам скажу… Налей.
Взал я передышку, пока промачивал осипшее от бодрого ора горло, и усиленно думал, чего бы еще ляпнуть по теме, досадуя на то, что как на зло ничего дельного ни в какую не шло на ум.
— И скажу! Да. Нас не заткнешь! Вот, — отставив кружку продолжил я этот стыдный треп, но похоже, сквозь спиртные пары достигший-таки цели, ибо народ уже не рвался покорять Дарское королевство с последующим выжиганием скверны, а стремился соблюсти социальную дистанцию, с подозрением поглядывая на соседа, ведь каждый точно знал, что до жалования еще далеко, а ночь проведенная им с… да хоть той же дешевкой Давон из «Обширной Ма», мало чем уступающей по внешности обезьяне, однозначно должна была неблагоприятно сказаться на здоровье подразделения, если не всей части. Но всё же, я продолжил словами незабвенного Свирида Петровича Голохвастова, славного своим ораторским искусством. — Зачем же(с надрывом)? Всё. На этом завершим наше собрание и… умоляю вас, мойте руки перед едой и не ешьте на ночь сырых помидоров. Ох, задержался я тут у вас, мне пора.