Фрайдэй
Шрифт:
(Она действительно хотела, чтобы я ей сказала?)
— Похоже, все… раз ты показала мне главный и запасной шипстоуны энергоснабжения.
— Думай, дорогая. Дом над нами рассыпался на куски. Или захвачен врагами. Или даже нашей собственной полицией, которая ищет тебя и Жоржа. Что еще необходимо?
— Ну… все, кто живет под землей: лисы, кролики, суслики — имеют запасной выход.
— Умница! Где он?
Я притворилась, что ищу его. Но на самом деле зуд, который стал появляться у меня после прохождения второй стадии тренировок («Не расслабляйся, пока не обнаружил путь к бегству»), заставил меня найти его
— Если в том направлении можно копать, то я думаю, что выход должен быть внутри этого шкафа.
— Я не знаю, поздравлять тебя или пытаться выяснить, как его замаскировать лучше. Да, через шкаф и налево. Свет включается от излучения температурой тридцать семь градусов, точно так же, как это было, когда мы выплыли из туннеля. Источниками этого освещения служат отдельные шипстоуны, и их хватит практически навечно, но я думаю, что будет разумно взять с собой фонарь, ты знаешь, где они лежат. Туннель довольно длинный, потому что он кончается за пределами ограждения, в терновнике. Там есть замаскированная дверь, довольно тяжелая, но ее нужно просто толкнуть, и она сама распахнется.
— Похоже, все хорошо продумано. Но, Джен? Что, если кто-то найдет ее и войдет сюда? Или я войду? В конце концов, я практически чужой человек.
— Ты не чужой человек; ты старая подруга, которую мы не слишком долго знаем. Да, возможно, что кто-то найдет дверь, несмотря на ее положение и маскировку. Сначала по всему дому зазвенит ужасный сигнал тревоги. Потом мы осмотрим проход с помощью телекамеры, передающей изображение на терминал в дом. Потом будут приняты меры, самая мягкая их которых — слезоточивый газ. Но если нас не будет в доме, когда кто-то взломает дверь, мне будет очень жаль Жоржа и Иена.
— Почему ты так говоришь?
— Потому что меня жалеть не нужно. Я обязательно упаду в обморок. Я не избавляюсь от трупов, особенно тех, у которых было несколько дней, чтобы дозреть.
— М-м-м… да.
— Хотя это тело не будет мертвым, если его владелец догадается быстро унести ноги. Не забывай, я специалист по системам защиты, Мардж, и обрати внимание на современную политику двух уровней. Предположим, кто-то вскарабкается по крутому склону, найдет нашу дверь и, обломав ногти, откроет ее — в этот момент он еще жив. Если это один из нас — маловероятно, но можно себе представить — он нажмет выключатель, замаскированный немного в глубине, мне надо будет показать его тебе. Если же это действительно чужой, он немедленно увидит надпись: «Частная собственность — не входить». Он не обращает на это внимания и идет дальше, и через несколько метров голос произносит то же предупреждение и добавляет, что у владения есть активная защита. Этот идиот продолжает идти. Сирена и красные огни — но он не останавливается. И тогда Иену или Жоржу придется вытаскивать этот вонючий мусор из туннеля. Если кто-то убьет себя, пытаясь проникнуть через нашу защиту, его тело не будет обнаружено; он пропадет без вести. Хочешь узнать, как?
— Определенно, нет. (Замаскированный боковой туннель, Дженет, и яма с известью — и хотела бы я знать, какие тела там уже находятся. Дженет выглядит нежной, как розовый рассвет… и если кто-то переживет эти сумасшедшие годы, она будет среди них. Она примерно так же мягкосердечна, как Медичи.
— Я тоже так думаю. Хочешь посмотреть еще что-нибудь?
— Нет, Джен, не очень. Особенно если учесть, что я вряд ли когда-нибудь воспользуюсь этим чудесным укрытием. Возвращаемся?
— Не так скоро. — Она приблизилась ко мне, положила руки мне на плечи. — Что ты мне прошептала?
— Я думаю, ты услышала.
— Да, услышала. — Она притянула меня к себе.
Терминал на столе зажегся. — Обед готов!
Дженет скривилась. — Вот так всегда!
13
Обед был — пальчики оближешь. Тарелки с огурцами, сырами, хлебом, консервами, орехами, редиской, зеленым луком, сельдереем и тому подобным окружали pot-au-feu, стоявший на огне. Рядом были ломти хрустящего хлеба с чесноком, истекающие маслом. Жорж управлял супом с достоинством метрдотеля, разливая его в большие супные тарелки. Когда я села, Иен повязал мне на шею большую салфетку.
— Залазь в тарелку и будь свиньей, — посоветовал он.
Я попробовала суп.
— Обязательно! — и добавила: — Дженет, ты, должно быть, вчера целый день варила этот суп.
— Неправильно! — ответил Иен. — Grand-mere Жоржа передала этот суп ему по наследству.
— Это преувеличение, — возразил Жорж. — Моя дорогая мама, да упокоит ее Господь, начала варить этот суп в тот год, когда я родился. Моя старшая сестра всегда надеялась, что он достанется ей, но она вышла замуж за низкородного человека — бритканца — поэтому его получил я. Я пытался поддержать традицию. Хотя я думаю, что аромат и букет были лучше, когда о нем заботилась моя мать.
— Я в этом не разбираюсь, — ответила я. — Я только знаю, что этот суп и близко не был к металлической посуде.
— Я начала варить его на прошлой неделе, — сказала Дженет. — Но Жорж забрал его у меня, и сам занимался им. Он разбирается в супах лучше меня.
— Я разбираюсь только в поедании супов, и надеюсь, что в горшке есть добавка.
— Мы всегда можем, — обнадежил меня Жорж, — бросить туда еще одну мышь.
— Было ли что-нибудь в новостях? — спросила Дженет.
— А что случилось с твоим правилом «не за едой»?
— Иен, моя любовь, кому, как не тебе, знать, что мои правила относятся ко всем, кроме меня. Отвечай.
— В общем, никаких изменений. Сообщений об убийствах не поступало. Если и появлялись претенденты на место в растущей толпе признавшихся разрушителей, наше заботливое правительство предпочитает нам не сообщать. Черт, как я ненавижу это «папа знает лучше». Папа не знает лучше, иначе не было бы этих неприятностей. На самом деле мы знаем только то, что правительство использует цензуру. Из чего следует, что мы не знаем ничего. Мне от этого хочется кого-нибудь застрелить.
— Я думаю, этого было уже достаточно. Или ты хочешь вступить в ряды Ангелов Божьих?
— Улыбайся, когда это говоришь. Или ты хочешь ходить с распухшими губами?
— Вспомни последний раз, когда ты решил наказать меня.
— Именно поэтому я сказал «губами».
— Милый, я прописываю тебе три стакана чего-нибудь крепкого или один «милтаун». Мне жаль, что ты так расстроен. Мне тоже все это не нравится, но я не вижу другого выхода, кроме как выжидать, пока все не кончится.
— Джен, иногда ты бываешь благоразумна чуть ли не до отвращения. Но по-настоящему меня волнует большая дыра в новостях… и никаких объяснений.