Фрэнки, Персик и я
Шрифт:
— Неловко? Почему? — Я уставилась на нее, ощущая, как в груди снова поднимаются волны паники.
Фрэнки заерзала на стуле, явно чувствуя себя не в своей тарелке, как будто старалась придумать ответ на мой вопрос, или просто не находя сил произнести его вслух.
— Неловко, потому что они знают кое-что... но не хотят тебе говорить об этом первыми.
— Но что? Что именно они знают?
Фрэнки нахмурилась, и мое сердце забилось уже где-то в пятках.
— Ну, это... В общем, это касается Сэба. Понятно?
— Ппп-ппп-по-нятно, — пробормотала я, хотя мне ничего было не понятно.
На какую-то долю секунды я поймала
— Послушай, Стелла, у него кто-то есть. И никто из девочек не хотел первой рассказать тебе эту новость. Они знали, что тебя это огорчит.
Значит, Нейша собиралась это сделать, но, должно быть, у нее просто не хватило духу. На мгновение я оцепенела.
Я видела, как на улице папа застыл с тревожным выражением лица рядом с Джейком, который не то гладил, не то бил по голове нервного восточноевропейца. А дикий вопль «ХОЧУ МОЛОЖНОГО!», раздавшийся от туалета, означал, что мама и Джейми возвращались к столику. Но мне казалось, будто я вижу и слышу свое семейство сквозь туман — слова Фрэнки были единственным, на чем я могла сконцентрироваться, словно они светились на экране цветного телевизора.
— К-к-кто она? — спросила я голосом огорченной совы, а не потрясенной тринадцатилетней девочки.
— Никто, — пожала плечами Фрэнки, отклоняясь в сторону от официантки — раздраженной рыжей девицы, убиравшей со стола тарелки. — Просто одна девочка. Она крутилась около Сэба на следующий день после твоей вечеринки — мы их видели в Хэмстеде...
Так вот почему она не сказала, что делала вечером в субботу. Как и предположила мама, Фрэнки лишь старалась защитить меня.
— С тобой все в порядке, Стелла? — спросила она, покусывая губу.
Я только собиралась ей ответить, как удар молнии, одетый в детские джинсы, метнулся под ноги официантке, послав ее в нокдаун вместе с подносом и лежавшими на нем тарелками.
— Джейми! Что ты наделал?! — услышала я отчаянный мамин голос.
Нагнувшись через стол, я смутно видела лицо Фрэнки сквозь свисавшие мокрые спагетти, которые болтались у меня перед глазами. Она изо всех сил старалась не рассмеяться.
— Извинись перед бедной официанткой немедленно, Джейми! — приказала мама моему братцу.
— Пьястите, леди!
— И перед твоей сестрой!
— Пьясти, Стейя!
Не обращая внимания на извинения Джейми, я смотрела сквозь ресницы, склеившиеся от белого соуса, как поднимаются плечи Фрэнки, изо всех сил сдерживающей смех.
— Значит, — внезапно пробормотала я, — ты говоришь, что у меня все будет в порядке?
Тут она не выдержала и расхохоталась так заразительно, что я рассмеялась вслед за ней.
Трудно сохранять печальный вид, когда с тебя, как сосульки, свисают спагетти.
Хотя по-своему это тоже было достаточно трагично...
Глава 18.
Грустно-грустно-грустно или весело-весело-весело?
— Ты, должно быть, шутишь! — зарычала Фрэнки.
— Йо-хо-хо! Йо-хо-хо! — ответил радостный голос.
— Извини, Стелла, но я лучше съем свою собственную руку, чем войду туда!
«Туда» означало, конечно, «площадку для игры в сумасшедший гольф Острова сокровищ».
— Йо-хо-хо! Йо-хо-хо!
— Я не понимаю, над чем он йо-хо-хо-чет! — проворчала Фрэнки, глядя на пластикового пирата в натуральную величину, стоявшего перед нами. — Им надо сменить пленку, чтобы он говорил «грустно-грустно-грустно», потому что это соответствует обстановке.
— Ну, не знаю! — рассмеялась я. — Вообще-то все это довольно весело, Фрэнки!
Та часть площадки для гольфа, которую мы могли видеть через ограду, была вся забита миниатюрными галеонами, яркими сундуками с сокровищами, пластиковыми пальмовыми деревьями и множеством хохочущих людей. Маленький мальчик неподалеку подбадривал своего отца, который загонял мяч в рот пирату, по шею закопанному в песок. Другой ребенок гладил попугая, сидевшего на плече куклы, отдаленно напоминавшей капитана Кука. Парень лет двадцати горестно охнул, когда его мяч для игры в гольф исчез в луже, полной акул. Это была не моя идея прийти сюда — нас привез папа по дороге на склад сторойматериалов. Но теперь, когда я смогла увидеть этот аттракцион своими глазами, я внезапно поняла, почему «площадка для игры в сумасшедший гольф популярна не только среди туристов, но и среди местного населения». Ну да, в этом дурацком занятии было своеобразное очарование.
— Весело?Ты что, разыгрываешь меня, Стелла? — Фрэнки скорчила гримасу. — Я не видела ничего более слащавого и старомодного!
Так... может быть, дело именно в этом? В том, что ей здесь все кажется слишком старомодным? Конечно, «сумасшедший гольф» едва ли можно было назвать крутым или супермодным. Но чего, интересно, ожидала Фрэнки? Навороченную технику, спецэффекты и статую Киану Ривза в полный рост? Конечно, я не сказала ей всего этого. Она была в одном из своих настроений, когда всё (и все) — лишь повод для сарказма и критики. Обычно я ничего против этого не имею, потому что она бывает довольно забавна. Но сегодня я была выбита из колеи новостями о Сэбе.
Я все время хотела поговорить с Фрэнки с глазу на глаз, но со вчерашнего нашего разговора в кафе у меня не было такой возможности. Дело в том, что, когда мы пришли домой вчера вечером, я перестала думать, что мои родители предпочли заботу обо мне общению со своими друзьями. Они не отходили от меня и Фрэнки, не оставляя нас наедине ни на минуту. Сначала они водили ее по всему дому (папа непонятно для чего таскал с собой кувалду), потом мы ели мороженое (мама вынула из холодильника лучшее мороженое фирмы «Бен и Джерри», когда близнецы уже видели десятый сон) и хихикали над инцидентом со спагетти в кафе «Лишайник». Потом пришло время ложиться спать, и мне до безумия захотелось остаться с Фрэнки наедине, чтобы поговорить о Сэбе и девочке, которая вскружила ему голову через час после того, как я уехала из города. Но когда, почистив зубы, я вошла в спальню, Фрэнки уже спала — руки, ноги и волосы разбросаны звездообразно по взятой напрокат односпальной кровати. Я не могла заснуть и лежала в темноте, свернувшись калачиком и глядя через открытое окно на сверкающие огни парка развлечений, открывшегося на набережной. В голове постоянно, как слова какой-то песни, вертелось: «Как жаль, что не осталось времени! С любовью. С.» —строчки, нацарапанные на обратной стороне разорванной фотокарточки. Я уснула только после того, как Персик, бесшумно впрыгнув в окно, свернулся теплым клубочком у колен и успокоил меня своим мурлыканьем и храпом.