Фреон
Шрифт:
— Вот это, — я достал из рюкзака «лунный свет», — по скромным подсчётам, в Зоне тянет на шесть тысяч долларов. Минимум. Сколько на Большой земле — даже не берусь предположить. Держи.
— Вот же ж ты зараза, сталкер, — укоризненно покачал головой Хорь. — А когда я в Баре работал, то от тебя, кроме хлама, ничего и не видел.
— Что было, то прошло. Ну, берёшь?
— Само собой.
Торговец бережно принял из моих рук сверкающий синий шар, от которого как будто стало светлее в «Схроне». Я даже почувствовал сожаление — не хотелось мне расставаться с такой красотой… но деньги будут нужны. Да, деньги.
— Столько налички свободной у меня сейчас нет. Могу на руки дать две, а остальное под запись. Идёт?
— Идёт.
Хорь быстро начал записывать что-то в блокноте, подложив копирку, а затем выдал мне долговую расписку.
— Вычитать за жратву и постой буду из записей. Хотите, набирайте товар на эту сумму или просто приходите лопать и ночевать. Но учтите, долго разлёживаться не дам… скоро торговля начнётся, и без снабжения я не протяну. Ищите, блин!
«Фримен» остался поболтать с Хорём, Ересь устроился в уголке, открывая ножом банку тушёнки, а я просто, не ужиная, побрёл к старому, попахивающему плесенью дивану, буквально на ходу проваливаясь в сон. Ходка была непростой, не сказать, чтоб неудачной, хабара я неплохого намыл, но и едва группу не угробил, и по результатам выхода за Периметр тоже пока нет. Ух, всё-таки намного проще одному ходить. Мысль эта была последней перед тем, как я провалился в сон.
Впервые за несколько дней я наелся. И не просто так, а буквально до отвала, и баночный колбасный фарш с почти целым батоном белого хлеба, запитый тремя кружками крепкого сладкого чая из термоса, показались мне настоящими деликатесами. Островидов, или, как странно называли его сопровождающие не то друзья, не то подчинённые, Остряк, приволок мне целый рюкзак снеди, закупленной тут же, в вокзальном магазинчике. Сопровождавших было шесть человек, и Витя, познакомив меня с ними, сказал просто — «мои люди». Я обратил внимание на некоторую странность в общении — по именам они друг к другу не обращались, только по прозвищам, и первое время откровенно дичились моей компании. Остряк, выслушав мою историю, без лишних разговоров включил меня в «штат». Так я, ещё даже не понимая, что к чему, стал участником какой-то «работёнки», «ходочки», «дельца». В негромких разговорах в полупустом плацкартном вагоне я иногда слышал «зона», «штуки», «схрон», но естественная в таких случаях мысль, что прибился я к уголовникам, меня посещать не торопилась. Не тот человек Витя, да и эти его «люди» на бандитов похожи не были… по крайней мере мне так казалось. Но вот что странные, какие-то диковатые, молчаливые — это да. Никто из них первым со мной не заговорил, на любые вопросы или просто отмалчивался, или отвечал односложно. Очень тихие, какие-то даже малозаметные, что ли, осторожные… я и разговоры-то их только тогда слышать начал, когда Островидов меня отрекомендовал как «своего парня, надёжного».
Сам Витя со мной был не особенно откровенен. Объяснил только, что дела мои гнилые были, прямая дорожка либо в бомжи пролегла, либо на нары. Что, мол, ловить мне теперь на Большой земле нечего. Что теперь в команде я. Всё… ни о том, что такое Большая земля, ни о том, куда и зачем едем, — ни слова. А если учесть, что мне тогда и в самом деле было начхать на то, что случится со мной дальше, я не особенно приставал с расспросами. Несет по течению — ну и пусть дальше несёт.
Границу уже к тому времени давно независимой Украины пересекли в пустом товарняке. Проверки не было — Остряк негромко переговорил с машинистом поезда, сунул конверт, и дверь нашего вагона так и не открывалась почти до самого Киева. Не доезжая пригородов, поезд сбросил ход, завернул на запасной путь, мы просто спрыгнули из вагона.
Два дня и две ночи пришлось провести в каких-то брошенных сараях недалеко от шоссе — лето ещё не кончилось, и было тепло так, что одну ночь я спал под открытым небом. На рассвете третьего дня на шоссейке тормознул сто тридцать первый ЗиЛ с кунгом и дал длинный гудок. «Пора», — тихо, словно только для себя одного, сказал Остряк, и мы пошли к машине. «Порядок?» — спросил он у водителя, тот что-то негромко ответил, хлопнула дверь, и потом я просто долго смотрел в небольшое окошечко армейского кунга на пролетающие мимо столбы, дома, редкие заросли придорожных кустов. Спутники мои молчали почти всю дорогу, лишь во время остановок поговаривая о каком-то «выбросе».
ЗиЛ согнали с узкой, кое-как асфальтированной дороги только под вечер, водитель завёл машину далеко в густой подлесок и заглушил двигатель. «Люди», выскочив из машины, быстро прислонили к ЗиЛу несколько срубленных берёзок и куда-то ушли, чтобы вернуться с большими, облепленными влажной землёй ящиками. Я почти не удивился, когда под несколькими слоями прорезиненной ткани в ящиках оказались новенькие АКМ-74 и патроны к ним, упакованные почему-то не в «цинки», а в матерчатые мешочки. При этом кто-то ворчал, что с «комбезами» вышла «засада», потому что «какая-то тварь надыбала тайник и всё сперла».
— Держи. Пользоваться не забыл как? — спросил меня Витя, вручая автомат и запас патронов.
— Не забыл.
— Вот и ладно.
А и изменился же ты, Виктор Островидов, добряк, балагур, рафинированный интеллигент, примерный семьянин, руководитель проектного отдела КБ. Вроде и ты, лицо узнаю, а в остальном — совсем другой человек… во время дороги и кратких разговоров отмечал я странности, которых не видел раньше: молчаливость, замкнутость, даже жёсткость. А теперь вот хорошо рассмотрел, что складки глубокие от крыльев носа легли. Что лицо обветренное, загорелое, и глаза не то чтобы злые стали, но очень близко к тому. Ледок в них метающий засел, жёсткий такой, внимательный взгляд… и ещё курить бросил Витя. Факт… ни разу не увидел я у него сигареты, хотя в КБ курилку на перерывах он обычно так задымлял, что можно было просто зайти и подышать вместо того, чтобы тратить своё курево.
— Витя, ты вообще что удумал?
— Ну как… в зону же идём…
— Какую зону?
Обернулся Остряк. Посмотрел внимательно, хмыкнул, покачал головой.
— А какая ещё есть? В эту самую Зону, понятно… ну ты, блин, даёшь. Я-то думал, ты в курсе, раз ничего не спрашиваешь. Но… как бы тебе… не хочу я, чтобы ты бомжевал или на нары отправился. Хотя… хотя чёрт его знает, что лучше. Ладно, щас…
Островидов обернулся и начал отдавать приказы:
— Сайд, Рокер, бегом к КПП на разведку, посмотрите, чем там вояки занимаются. Камыш, к рации, послушай эфир… и следи за датчиками, здесь уже должно ловить торсионку. Кацо, а ты расскажи Фреону, что тут почём, пока время есть.
Что-что, а командовать Витя не разучился, организатором он всегда был хорошим. Слушалась его нынешняя «свита» быстро и беспрекословно. Кацо подошёл, хлопнул по земле, мол, присаживайся, и начал говорить. Просто рассказывать, даже не глядя на меня, успевая одновременно с этим набивать патронами запасные магазины для автомата. А я сидел, пытаясь хоть как-то сообразить что к чему, уместить в голове эту новую информацию. С удивлением узнал, что про Зону теперь только ленивый не знает, но, видать, выпал я из жизни крепко со всеми этими последними событиями. В общем, рассказу Кацо я не очень-то и поверил. Я вообще мало чему верил в последнее время, хотя и машина, и автоматы, и взгляд бывшего главного инженера были вполне реальными.
Сигнала ждать пришлось долго. Весь остаток дня и вечер Камыш внимательно смотрел на экран маленького ноутбука, временами переводя взгляд на странные приборы, разложенные на полу кунга. И только за полночь он крикнул: «Есть! Начинается, мужики. Бегом в машину!», а по рации кто-то забубнил: «Внимание! Выброс! Всему личному составу немедленно проследовать в укрытия! Повторяю! Выброс…»
— Гони, — крикнул Островидов в окошечко водителя, и машина, взревев двигателем, вылетела на узкую, захламленную дорогу, затем, через минуту бешеной тряски, притормозила, и в кунг заскочили ребята, отправленные на разведку.