Фрейлина
Шрифт:
— С достоинством?
— Конечно, я знаю это только со слов Джеймса, но говорят, что лорд Рован не живет как монах, правда, его любовные увлечения… скрыты от посторонних глаз, и он сходится с женщинами, которым это не может причинить вреда. А я никогда не захочу, чтобы тебе причинили вред, моя дорогая подруга, — серьезно сказала Мария.
— Вам не нужно волноваться, — заверила ее Гвинет. — И никогда не будет нужно. Я не намерена влюбляться. Любовь делает нас всех глупыми и опасными. А если бы даже я оказалась такой идиоткой, что влюбилась, то не выбрала бы дикого
Мария, глядевшая на огонь, отрешенно улыбнулась и ответила:
— В этом и есть разница между нами. Как я хочу влюбиться, чтобы узнать такую сильную страсть!.. Ну, хватит. Для меня замужество — это сделка. И все-таки — узнать бы когда-нибудь такую любовь…
— Мария, — неуверенно пробормотала Гвинет.
— Не волнуйся, дорогая подруга. Когда я снова буду выходить замуж, не забуду про свои обязательства перед моим народом. И все-таки даже королева может мечтать. — Она помахала Гвинет рукой, давая понять, что отпускает ее. — Сегодня был длинный трудный день. И впереди у нас еще много таких дней.
Королева ясно дала ей понять, что пора спать, и Гвинет поспешно направилась к двери.
— Доброй ночи, моя госпожа…
— Гвинет…
— Я ухожу, и теперь вы — моя королева.
— Но ты остаешься моей подругой, — заверила Мария.
Гвинет наклонила голову, улыбнулась и вышла. Ей очень хотелось как можно скорее добраться до своей постели в этом огромном шотландском дворце, который стал ее домом. Торопливо идя по длинному залу в свою комнату, она услышала голоса и замерла на месте, понимая, что случайно слышит разговор, происходящий в одной из малых комнат, которые были предназначены для государственных дел.
— Больше ничего нельзя сделать. Вы не можете взять назад свое слово.
Это произнес низкий мужественный голос, который легко было узнать. Голос лорда Рована Грэма.
— Мы напрашиваемся на неприятности.
Голос второго собеседника она узнала так же легко. Это был Джеймс Стюарт. Действительно ли брат королевы — друг своей сестры? Или он тайно мечтает сам носить корону и считает, что ее должны были надеть на его голову?
— Может быть, и так, но другого выхода нет. Мы можем лишь надеяться, что твердая решимость королевы не допустить преследований за веру окажется сильней.
— Раз так, то, как вы уже сказали, мы должны быть готовы.
— Да, и постоянно.
Внезапно дверь открылась, и ошеломленная Гвинет увидела выходившего из комнаты лорда Рована. Он застал ее здесь, в зале! Любой поймет, что она подслушивала! Рован смотрел на нее суровым, пристальным взглядом, а она только моргала ресницами и старалась проглотить комок в горле.
— Я… заблудилась, — наконец выговорила она.
— В самом деле? — усомнился он.
— Это правда! — гневно ответила она.
Он хмуро улыбнулся, словно услышал что-то забавное:
— Комнаты придворных дам вон там. Вы должны были бы повернуть в ту сторону — конечно, если искали именно свою постель.
— А что еще я могла здесь искать?
— Что еще? — повторил он и насмешливо поклонился, но ничего не ответил, а просто повернулся и ушел.
Гвинет испугалась и очень рассердилась, что он так легко отпустил ее.
— Господи, почему?
Лорд Рован был ей почти противен. Конечно, ей было жаль жену этого несчастного человека, но, похоже, он вел не слишком праведную жизнь, к тому же был грубым и раздражал ее. Он слишком много о себе мнил, и…
У нее больше нет сил. Она идет спать в свою постель, она вполне заслужила сон. А о нем она больше вообще не будет думать.
Ее комната была маленькой, но предназначалась для нее одной. Это было не так уж важно. Во время поездок с королевой по Франции Гвинет иногда имела отдельную комнату только для себя, а иногда спала в общей постели с кем-то из Марий. Тогда девушки много веселились, потому что любили передразнивать почтенных князей и дипломатов, с которыми встречались. Как и королева, они любили танцы и азартные игры и, конечно, очень любили музыку. Они пробыли вместе так долго, что стали почти одной семьей, и были так добры, что принимали в эту семью Гвинет. И все же она понимала, что никогда не войдет в их круг полностью.
«Здесь, в Холируде, я буду спать одна», — подумала она, осматривая свой новый дом. У нее было крошечное окно и даже маленький камин. Горевший в нем огонь освещал окно, и Гвинет увидела, что это был витраж: тени от языков пламени играли на изображении голубки, сидящей на дереве. Под этим рисунком был изображен герб Стюартов, цвета которого ярко выделялись в полумраке комнаты.
Гвинет решила, что в Шотландии, у себя дома, она будет рада жить без соседок. Марии многое забыли о Шотландии. Она любила их и не хотела лишиться их дружбы, но не могла слушать, как ее родину будут постоянно сравнивать с Францией — и, конечно, в пользу последней.
Если она рассердится на кого-то, то сможет прийти сюда и накричаться в подушку.
Если ей надо будет подумать, она сможет побыть здесь одна.
Если ей будет нужно спрятаться…
«От кого я собираюсь прятаться?» — насмешливо спросила она себя.
Это не важно. Важно то, что эта чудесная маленькая комната — ее личное, священное место.
Матрас был удобный, подушка пышная и очень легкая. Рядом с камином она увидела узкую дверцу. Открыв ее, Гвинет поняла, что у нее есть даже собственная уборная. Восхитительно!
В общем, хорошо быть дома!
Гвинет бережно сняла свою дорожную одежду и сложила в сундук: комната была так мала, что в ней нельзя было оставлять разбросанные вещи. В ночной сорочке из мягкой шерсти молодой фрейлине было тепло и удобно. Она была совершенно без сил и все же, когда наконец легла в свою постель, очень уютную и теплую, долго не могла уснуть.
Она думала о лорде Роване.
Эти беспокойные мысли были прерваны стуком, который донесся со двора.
Гвинет мгновенно спрыгнула с кровати, словно обожглась. Ее вдруг охватил такой страх за королеву, что она, забыв в панике про обувь и платье, выскочила в коридор. А тем временем шум внизу нарастал. Она услышала нестройный хор скрипящих и визгливых звуков, а потом — голоса.