Фрилансер. Абсолютный хищник

Кусков Сергей Анатольевич

…Та-дам!!!

Валет пик!!!

Я хотел орать. Вскочить и бегать по залу, обнимая всех и целуя. Ибо не верил, что такое в принципе бывает.

Восемь десятитысячных процента! Согласно ликбезу от сеньора учителя, вероятность выпадения этой волшебной руки именно такая. Люди десятилетиями играют, всю жизнь, ни разу такое не собрав. А тут — в первый же вечер. Даже валета получить на тёрне был шанс всего два из ста. На ривере — ещё два из ста. Не то, что я заучивал математику и таблицы вероятностей — нет, я собирался играть один на один,

где эта сеньора не так актуальна. Лишь основы, без которых никуда. Просто вероятности таких комбинаций знать сам бог велел. Самому интересно.

Спасибо, Мироздание! Бог любит Хуана Шимановского! Теперь я точно знаю это.

Теперь мне как никогда надо было изображать кислую рожу, делающую вид, что у неё всё хорошо. Знаете, как это сложно, когда тебя распирает бегать и орать от радости? Нет, быть покеристом это искусство похлеще работы в королевском драмтеатре! Пожалуй, хватит с меня покера. В гольф наигрался, теперь и покером сыт.

— Сеньор Феррейра? — Голос крупье вывел из анабиоза размышлений, в который загнал себя, чтоб не спалиться.

Себастьян переводил глаза с карт на меня и обратно. Пытался понять, что у вашего покорного слуги на руках. Зал тоже был в прострации. Начались перешёптывания и обсуждения, что у меня может быть, и как лучше, по мнению каждого из обывателей, поступить. Такие ситуации, как сейчас на столе выпадают слишком редко, с колоссальными возможностями для обеих сторон. Надо пытаться вырвать из судьбы максимум, ибо…

Господи, да я даже не знаю, что «ибо»! Не будь валета на сукне, я бы скинул сорок лямов за здрасьте, так как был уверен, у Себастьяна каре. Но как дать ему понять, что я думаю, что у него нет каре, а я не добрал до стрит-флеша, и отчаянно блефую?

Ладно, первый ход — его. Ждём.

— Пятьдесят миллионов, — «родил» Феррейра.

Зал ахнул и зашумел. Теперь и все остальные уверились — четвёртая дама у него.

— Двести, — произнёс я. Подумал и добавил. — Двести миллионов. Ререйз.

Снова зал ахнул. Таких ставок ещё не было. Сто — было. Но двести — перебор для молодых безработных юнцов.

— Не боишься? — сощурился Феррейра.

— Боялся бы — пасанул, — фыркнул я.

— Думаешь, я на халяву скину тебе шестьдесят один лям? — ещё больше оскалился он.

— А что, шестьдесят один миллион уже не деньги? — парировал егоколкость своею, сбивая Феррейра с мысли.

— Да, шестьдесят миллионов — деньги. — Согласие. — Но триста миллионов — лучше, чем шестьдесят, согласись? — Он пронзительно уставился мне в глаза, будто проткнуть взглядом хочет. — Сеньор крупье, ререйз! Триста миллионов!

Дерек закашлялся. От неожиданности. Потом обратился ко мне:

— Сеньор Шимановский, я прошу прощения, но у нас в данный момент работает электронная система учёта. Информация поступает мне прямо в уши от помощников. И у вас на столе … До ставки сеньора Феррейра не хватает сорок четыре миллиона. Согласно правил…

— Сеньор крупье, сорок четыре миллиона для моего друга

Хуана! — снова голос Эскобара.

— Сорок четыре миллиона от губернатора Санта-Катарины, — согласно кивнул Дерек, и помощник с подносом кинулся к Пабло.

Я молчал. Сделал глоток оставшегося на дне кофе. Ещё. И ещё. Больше! Я хотел ещё больше! Но просить…

Нельзя просить. «Не верь, не бойся, не проси» — закон человеческих каменных джунглей. Даже выиграв, потом не отмоюсь от навязчивых напоминаний, что «я тебе помогал, сучёныш, помоги и ты мне». Нет, конечно, все, кто дал сегодня хоть центаво — на них моя рука никогда не поднимится, но хотя бы у них не будет повода бросать мне претензии в лицо. Как же быть?

И тут судьба снова послала помощь. В виде человека, могущего читать как облупленного мои самые тёмные и потаённые мысли.

— Хуан, ты уверен? — Угадайте чей это прозвучал голос? — Потянешь?

Угадали. Катарины. Поверив в удачу, что это не сбой теории вероятности, а действительно рука судьбы, я замер на месте — она поймёт. Кивать нельзя.

— Хуан, у меня осталось только тридцать миллионов, больше просто нет. — А это Мигель Торнадо. С лёгким извинением в голосе. Классный мужик, надо будет поднять и изучить его досье. Возможно ради помощи мне все «запасы на старость» выгреб.

— Тридцать миллионов империалов от ассоциации гонщиков без правил, — устало произнёс мистер Хьюстон — кажется, после расклада на столе он дал себе установку ничему не удивляться. — Сеньоры, есть ещё желающие сделать ставку, помогая сеньору Шимановскому? Давайте не будем юлить и признаем, многие сюда сегодня пришли поддержать этого молодого человека.

Вот так, рубанул открытым текстом то, что, как бы «не принято говорить вслух». Дерек чувствует, что вечер подошёл к концу, и, возможно, это последний розыгрыш на сегодня. Сейчас это все чувствуют, оттого и подобрались.

Себастьяна при этих словах повело — ибо это он изменил правила. По своей инициативе. Хотел получить плюс себе, а сделал подарок мне. И никому не предъявишь.

— Сеньор крупье, могу я вначале задать сеньору Шимановскому личный вопрос? — прозвучал незнакомый голос… Пожилого человека. В возрасте, но уверенного в себе, сильного духом — знаю таких старикашек. Всем молодым фору дадут. Я повернулся к говорящему… И обомлел.

— Конечно, но только прошу представиться. Я вас… Не узнал. Сеньор… — Это Дерек.

— Хименес, — произнёс я вместо пожилого сеньора, уже раскрывшего рот, чтобы назвать себя. — Карлос Хименес Марсианский. Консул ЮАИ в Самаре. Сеньор, сожалею за инцидент в Натюрморте, — взял я на себя больше, чем положено, и заговорил о постороннем. — Я был слишком зол на её величество, вы не причастны к той акции протеста. Искренне жаль, что сорвал вам переговоры с культурной программой.

Дон Карлос, а это был он, седовласый хрупкий с виду старикашка, при описании которого напрашивалось слово «железный», лишь благосклонно кивнул.