Фритьоф Нансен
Шрифт:
С Фритьофа, скользившего «на собственных полозьях», ветер сорвал шапку. Он попытался найти ее, но в темноте все камни, торчащие из снега, казались шайкой. Ощупав с десяток обломков, Фритьоф, растирая побелевшие уши, поспешил за ушедшей вперед Евой. Он нашел ее сидящей перед новым крутым обрывом.
— Ты доволен? — ледяным тоном спросила она.
Фритьоф принялся искать спуск. Он ушел далеко в сторону, как вдруг
Фритьоф закричал как можно громче и где-то далеко услышал слабый голос.
— Я затеял безбожное дело, — сказал он, опускаясь возле дрожащей от холода Евы. — Меня будут обвинять, что я рисковал твоей жизнью.
— Пожалуй, тебе это слишком поздно пришло в голову, — спокойно ответила она.
Только под утро они добрались до хижины звонаря в долине Эгге. Ева, упав на стул, заснула сидя.
— Эге, парнишка-то твой уморился! — подмигнул звонарь. — Сколько же вы были на ногах?
— Четырнадцать часов… — ответил Нансен. — Только этот парнишки — моя жена.
— Слушай, парень, да ты в уме ли? Таскать жену на вершину Норе? И в новогоднюю ночь? Ну и ну!
Ева приоткрыла глаза.
— Меня нельзя таскать! — сердито сказала она. — Я сама хотела. И потом — дайте есть. Что угодно, кроме пеммикана.
…Вскоре Нансены созвали гостей на новоселье.
Дом был деревянный, двухэтажный. С коньков крыши разевали пасти драконы. На бревенчатых стенах желтели янтарные капли смолы. Рисунки для резной сосновой мебели сделал сам Нансен. На стенах висели его же картины — он увлекался живописью еще в Бергене.
Если бы у Фритьофа было больше времени, он, право, своими руками сложил бы по бревнышку весь дом. Но времени не было: написав научный отчет о гренландской экспедиции, Фритьоф сам перевел книгу на английский язык, сам сделал к ней чертежи, а потом не хуже заправского литографа вырезал их на камне для печатания.
На новоселье собрались друзья семьи, старые знакомые Евы. Среди них был и Бьёрнстьерне Бьёрнсон, «некоронованный король» Норвегии.
Величавый, в ореоле пышных седых волос, поэт встал со своего почетного места, украшенного полотенцем со старинным узором. Подняв бокал шампанского и поблескивая из-под очков озорными глазами, он загремел:
— Я знаю, Нансен, вы хотите сделать Еву подругой, достойной древнего викинга. По берегите ее — она слишком горда, чтобы сознаться, когда ей тяжело. И помните — она не закалена Гренландией! — Поэт поклонился Еве и продолжал: — Я должен, по нашему древнему обычаю, дать название дому, крыша которого приютила нас сегодня. Вы почтили меня этой высокой честью. И я провозглашаю: «Годтхоб!» Добрая надежда на большое счастье!
Пути, которые избирались
Нансен работал в комнате с камином, где под потолком белели грубо отесанные стропила. Он развесил но стенам коллекцию лыж, прибил головы северных оленей и моржей. На полу и на стенах распластались желтоватые шкуры убитых им медведей. Громадный сосновый стол был завален книгами о полярных путешествиях, географическими журналами, морскими картами. На краешке
Пространство возле полюса было закрашено на глобусе белой краской. Его пересекала надпись: «Терра инкогнита» — так географы обозначали неисследованные, неизведанные места, о которых они ничего или почти ничего не знали.
Фритьоф поглядывал на белое пятно глобуса. Уже давно стремились к полюсу люди, и могилами многих славных были отмечены их пути. Смельчаки шли с разных направлений. Они передвигались различными способами. После их походов остались дневники и книги, то полные веры, то проникнутые отчаянием. Фритьоф читал и перечитывал их. Он вдумывался в каждую страницу, сопоставлял, сравнивал, искал ошибки, оценивал удачи, отделяя случайные от завоеванных.
Издавна среди китобоев и путешественников, которым удавалось проникать в высокие широты, шел спор: одни говорили, что по пути к полюсу — открытое море, другие — что огромные ледяные поля. Как бы примирив оба взгляда, англичанин Уильям Паррн в начале XIX века отправился к полюсу на корабле, взяв с собой шлюпки на полозьях. Покинув свою «Хеклу» в тяжелых льдах, люди впряглись в лямки. Лед не был гладким. И, главное, он медленно дрейфовал, причем иногда к югу, унося путешественников назад. Парри и его люди тридцать пять дней волокли шлюпки к полюсу, но не достигли 83° северной широты.
Несколько лет спустя англичанин заявил, что повторит попытку, взяв на этот раз северных оленей. Русский путешественник Врангель возражал ему: олени слабосильны и негодны для похода по торосистым льдам. Можно вернее добиться успеха, если пойти к полюсу небольшой партией на собачьих упряжках, устраивая промежуточные склады провианта и оставляя там собак для обратного пути.
Мысль была интересной. Однако Парри тяжело заболел, а те, кто пошли после него, верили в открытое море у полюса. И сначала доктор Кент Кэн, потом Исаак Хейс тщетно пробивались к этому морю на кораблях, а застряв во льду, отправляли вперед санные партии. Люди из этих партий, вернувшись, уверяли, что они были совсем недалеко от открытой воды.
Потом пытали счастья многие другие, и среди них — немец Кольдевей, американец Холл, англичанин Нэрс.
Корабль Кольдевея был раздавлен льдами, — Нансен помнил Бухту Ужаса на побережье Гренландии, к которой принесло на льдине его потерпевшую кораблекрушение команду.
«Полярис» Холла при сжатии был вытолкнут на лед, затем снова сброшен на воду и унесен во мрак полярной ночи.
Фритьоф был подростком, когда на двух кораблях ушел в плавание Джордж Нэрс. Экспедицию отлично снарядили. Английские газеты уверяли, что если Северный полюс вообще досягаем, то Нэрс дойдет до него.
Но Нэрс не дошел. Санная партия на собачьих упряжках с огромным трудом проникла до 83°20’ северной широты. Потеряв нескольких человек, она повернула назад. По пути на родину Нэрс с первого пункта, где был телеграф, поспешил оповестить мир: Северный полюс недосягаем.
Те экспедиции, которые снаряжались позднее, не прибавили много нового. Опыт был накоплен, метод сложился, средства определились. Если отбросить частности, то любая экспедиция, в общем, действовала так. Сначала корабль пробивался как можно дальше на север и там зимовал. Весной, как только заканчивалась полярная ночь, с него отправлялась в сторону полюса санная партия. Она проходила, сколько хватало сил и продовольствия, затем поворачивала обратно.