Фронтмен
Шрифт:
При всем при этом наши милиционеры вовсе не представляли себя шотландскими повстанцами, а наши хулиганы не подражали ирландским католикам-сепаратистам. Никто не боялся поползновений англичан на колонизацию «Шереметьево». Сие спонтанное бесчинство было сродни стихии. А стихии лучше пресекать заранее. Управлять неконтролируемыми процессами лучше загодя. Иначе придется стрелять…
Сотни испуганных пассажиров устремились к эскалаторам, подальше от потасовки.
— Там стреляют! — доносилось с разных сторон.
Бестактные грубияны протискивались локтями сквозь толпу. Толкучка образовала немыслимый затор у спуска — впору было перемещаться
— Дайте пройти, у меня ребенок! — кричала обезумевшая дама.
— У всех дети! — не оборачиваясь, ответил дядечка в кашемировом пальто.
— Черт знает, что творится! — прокомментировал раввин с чупа-чупсом во рту, — Это просто финиш!..
* * *
— Финиш! — заорали на трибунах центрального московского ипподрома,
— Бальбоа первый! Жалко, что я поставил на ординар!
— Надо было ставить на все призовые места. Понятно было, что Джема его не одолеет. Наездник слишком юный…
Посыльный шейха поднес Гараеву кейс с миллионом. Перед тем, как открыть на нем замки, человек в арафатке поздравил олигарха с выигрышем от имени эмира и спросил, будет ли победитель пересчитывать призовые.
— Я доверяю эмиру. — Российский бизнесмен исполнил высокомерный и оттого небрежный поклон высокопоставленному гостю. Официантки принесли подносы с шампанским. — Надеюсь, эмир Абдулла разделит со мной мою радость, не взирая на то, что проиграл пари?
Шейх не замедлил подойти:
— Конечно, мой друг, я поздравляю с победой. Но признаюсь, что искренне желаю реванша.
— Это можно легко устроить, — не стал возражать Вадим Гараев. К примеру, через год?
— За год я боюсь остыть. Может быть, Всевышний позволит мне отыграться гораздо быстрее.
Гараев не понял намека и степени раздраженности эмира.
Шейх Абдулла покупал в России зенитно-ракетные комплексы для ПВО нескольких арабских государств, и, следовательно, имел обширные связи не только среди воротил российской оборонки, но и на самом верху дипломатического корпуса, законодательной и исполнительной власти. С Гараевым эмир просто иногда отдыхал — развлекался в клубах с легкодоступными девицами, катался на яхтах, заключал пари… Вопиющее неуважение рядового депутата Думы к главе дружественного государства не должно было остаться безнаказанным. Оно не вписывалось ни в какие рамки. Русский олигарх зарвался. Думая, что нет на него управы. Он возомнил себя всемогущим. Это гордыня. Она передалась и его жеребцу, который галопировал запрещенными зигзагами, нарушая под хлыстом такого же беспринципного всадника все правила забега.
Эмир промолчал. Он умел молчать, когда сильно злился. Но только тогда месть эмира не знала границ, когда ему приходилось улыбаться в присутствии своих врагов. Когда правоверному мусульманину предлагали выпить шампанское, чтобы отметить победу лжи и несправедливости. Когда смертный, пусть даже очень богатый человек, в лоббистских услугах которого эмир не нуждался, ставил себя выше лидера пусть маленькой, но суверенной страны.
В разгар потасовки ко мне подошел незнакомец, облаченный в белый халат и арафатку, и тихо представился:
— Я знаю о ваших проблемах. Мой хозяин имеет счеты с преследующим вас господином Гараевым. Он выразил готовность оказать вам безвозмездную помощь и предоставить свой личный самолет. Надо спешить. Доверьтесь нам, следуйте за мной. Мы пройдем на посадочную полосу через ВИП-зал.
У меня не было выбора. Я согласился проследовать за арабом, предупредив его по дороге, что не полечу никуда, кроме Кубы…
***
Частный самолет «Falcon 2000» с флагом и гербом крохотного эмирата на хвосте и фюзеляже уносил меня в небо… Глядя вниз, я прощался с мечтой…
Самолет уносит меня в облака,Там я не упаду. Там подхватит меня рука.К радуге проведет, к раю отведет меня,Скажет: счастлив не будешь, мечту свою хороня.И попросит меня любовь мою сохранитьИ мечту не губить, как будто она жива…Мечта, которой больше нет.«Game over!» — ты получил ответ.Игрок, которого никто не знает.Билет, который не сыграет.Фронтмен, который не вернется,Тебе не улыбнется,С мечтой своей он тихо расстается.Он улетает туда, куда гонит его судьба…Новый Арбат. Гаснет неон.Ночь плащом накрывает день.Листья срывает с раскачанных кронВовсе не ветер, а тень…Я поднимался ввысь, прощаясь со страной, которая дала мне все — любовь родителей, великолепное образование, востребованность и признание. Там, под облаками, я не раз влюблялся, разочаровывался, пребывал в тоске и снова надеялся. Там я верил. В Бога. В искреннюю преданность и бескорыстную дружбу.
И все-таки, я точно знал, я верил, что когда-нибудь вернусь. Домой. Ибо это моя родина, невзирая на то, что я стал гоним. Родину не выбирают, ее любят. Любят вне зависимости от тех, кто пытается сделать тебя чужим в твоем собственном доме.
Я любил мою Россию. Здесь я родился, и никогда не был чужим. И я не понимал, никогда не понимал тех, кто брал на себя право распределять людей на элиту и изгоев, классифицировать их, ранжировать и тем самым унижать. Эти регулировщики не сомневались, что находятся на самом верху собственноручно выстроенной пирамиды. А ведь эта пирамида и не пирамида вовсе, а незамысловатый склеп, колос на глиняных ногах. Это не дом. Это не многонациональная Россия с ее толерантностью, страннолюбием и православной верой в Господа.
Дай Боже вернуться домой, ибо дом там, где ждут тебя твои родные, где тебе комфортно, спокойно и безопасно. Где никто не станет измерять твой череп и вычислять оттенок твоей кожи. Где тебе воздастся по заслугам твоим перед родиной, а не по приватизации…
Французский самолет арабского эмира нес меня в Новый Свет.
Эвакуатор осуществлял похожую процедуру со стареньким автомобилем марки «опель», перемещая его с несанкционированной парковки у центрального входа в аэропорт на штрафную стоянку. Суммы, находящейся в багажнике «опеля» могло бы хватить на покупку всех автомобилей, пребывающих на данной стоянке, а так же на их тюнинг и аэрографию с последующей продажей для съемок художественного фильма со сценой самой масштабной автомобильной аварии века.