Фронтовая любовь
Шрифт:
– Та-ак. Понятно… А что, Дмитрий Андреевич, вам вот прямо сразу, вот в первый же день нажраться нужно? – поинтересовалась она, раздувая ноздри от злости.
– А почему сразу нажраться? – огрызнулся Митя. – Так, немного выпить за приезд. И кстати, встречный вопрос: а вам, Элеонора Сергеевна, вот прямо в первый же день поскандалить хочется?
– Вот знала, вот как чувствовала…
– Чувствуют только… – назидательно-пьяно заговорил Медвежонок, но докончить фразу не успел.
– Заткнись, Паша! Достал уже со своими голубыми присказками!
– Они не мои, а общие! Всего народа.
– Я сказала: заткнись! А вам, Дмитрий Андреевич, судя по всему, уже даже всё равно с кем пить?… Кстати, мне коллеги из программы «Криминал» как-то объясняли, что такое форшмак. Но вам, видимо…
– Нашла кого слушать, – фыркнул Медвежонок. – Про форшмак они ещё рассуждают. Да я про них такое могу порассказать! Да Содом такого не делал со своей Гоморрой! А она и уши развесила,
Договорить он снова не успел, поскольку Митя всмотрелся куда-то за спину Элеоноры и с очень странной интонацией произнёс:
– О-бо-сра-ться!
Медвежонок недоуменно перехватил его взгляд и округлил глаза:
– Ой-ё-ё!..
Элеонора подозрительно посмотрела на обоих – уж не разводят ли её на какой-нибудь пьяный прикол? Но потом всё же обернулась и… точно так же обалдела:
– Мать моя мамочка! Вот знала же! Вот сердце подсказывало, что ничего хорошего не будет!
Это была реакция на появление в баре американской журналистки, телезвезды CNN Пруденс Мак-Ги, за которой семенил длинный и немного нескладный юноша.
– Привет, парни! Привет, Эл! – весело помахала с порога Мак-Ги. – Давно разминаетесь? Дим, Пол?
Было такое ощущение, словно она заранее знала, что увидит здесь эту троицу. По крайней мере, ни тени удивления на лице американки не было.
– Твою же мать! – пробормотала Эльвира. – В первый же вечер, и так томно!
С криком «Пруденс вернулась!» отошедшие от шока Митя и Медвежонок бросились к американке и принялись всячески ее обнимать, лобызать и тискать. Ничего не понимающий парень-американец наблюдал за этой сценой, выпучив глаза.
Обречённо вздохнув, Элеонора достала из сумочки пачку сигарет и, подсаживаясь к стойке, кивнула бармену.
А куда теперь было деваться?..
Многие имена и лица, события и даты стерлись из моей памяти. Но дату нашего знакомства с Пруденс я помню очень хорошо: 22 марта 2003 года, Багдад. Третьи сутки с начала запущенной объединенными силами США и антииракской коалиции военной операции «Шок и трепет». Пробирка в руках Колина Пауэлла, которой тот эмоционально тряс в зале заседаний ООН, сделала свое дело. Да и не она одна. Штатовские пропагандисты потрудились на славу. Помнится, договорились даже до того, что на вооружении у старика Хуссейна якобы появились «дроны смерти», способные напасть на Америку…
Тем вечером здание отеля «Палестина», где проживало подавляющее большинство иностранных журналистов, слетевшихся на войну, как мухи на мёд, впервые по-настоящему затрясло от мощнейших ракетно-бомбовых ударов. Прошло всего пять-семь минут, а открывающаяся с высоты 10-го этажа величественная панорама западного берега Тигра, с доминантой президентского Дворца Республики с куполом и четырьмя огромными головами Саддама по углам, уже представляла собой единое, кроваво-багряное полотно. Это было зрелище, одновременно и завораживающее, и страшное. В какой-то момент даже мы, за глаза величаемые иностранными коллегами «эти отмороженные русские», не рискнули продолжать съемку (к слову, нелегальную) и спустились в бомбоубежище. А спустившись, обнаружили там всю команду CNN в полном составе и при полном параде: в бронежилетах, в касках, с противогазными сумками. Среди них была и уже пребывавшая в статусе телезвезды шикарная мулатка Пруденс Мак-Ги, чьи репортажи из Косово в свое время мне запомнились особо.
За разговорами выяснилось, что американцы спустились сюда за полчаса до бомбежки. Получается – знали заранее. А на вопрос, дескать, братцы, а что ж вы нас, прочих коллег, не предупредили, их старший, чьего имени за давностью лет теперь не вспомню, отшутился в том духе, что, мол, тогда вы, русские, не смогли бы снять со своего балкона такую классную картинку. Единственной, кто не улыбнулась на циничную шутку босса, оказалась Мак-Ги. Более того – судя по выражению лица, ей сделалось неловко, а не то и стыдно перед нами.
По этой, по другой ли причине, но ближе к полуночи, без предупреждения и приглашения она вдруг спустилась к нам в номер из «си-эн-эновского» торцевого люкса, что на 17-м этаже, и, после обмена дежурными фразами, неожиданно поинтересовалась: правда ли, что русские могут выпить стакан водки залпом? Помнится, мы с Медвежонком (в ту войну он работал на канал ТВС) лишь удивленно переглянулись: а чего тут такого? На это Пруденс вытащила из сумки литровую бутылку виски и попросила «показать». Отказать даме в столь невинной просьбе мы, разумеется, не могли.
В итоге цирковой аттракцион со стаканами стихийно вылился в полноценную ночную пьянку. Тогда, чтобы не ударить в грязь лицом, пришлось поднимать с постели Элеонору и выпрашивать у нее в долг початую бутылку «Столичной», которую мой спецкор (на тот момент еще Соколовская) пользовала гомеопатически, сугубо в дезинфекционных целях. Достойным завершением ночи знакомств стало хоровое исполнение по навороченному спутниковому видеофону Пруденс (офигительная, я вам скажу, по тем временам игрушка!) песни «Those Were The Days» [8] . Причем эту live-запись пьяная в стельку госпожа Мак-Ги ретранслировала прямиком в штаб-квартиру CNN в Атланте. Интересно,
Так было положено начало приватной внутрикорпоративной русско-американской дружбе. Правда, всего сутки спустя все сотрудники СNN получили уведомление иракских властей о том, что они должны незамедлительно покинуть Ирак, и Пруденс, вместе со всеми, вынужденно перебазировалась в соседнюю Иорданию. Но мы продолжили поддерживать контакты на взаимовыгодной основе: Мак-Ги взялась снабжать нас эксклюзивом от собственных корреспондентов, внедренных в американские и британские военные части, а мы, по мере возможности, держали ее в курсе текущей ситуации в Багдаде посредством полузапрещенного иракскими спецслужбами редакционного спутникового телефона.
Один из таких выходов на связь едва не стоил нам журналистской аккредитации: когда в одну из ночей Элеонора установила очередной сеанс с Мак-Ги, в дверь ее номера начали ломиться агенты Мухабарата, местной госбезопасности. Но госпожа Соколовская не растерялась – даром что это была лишь вторая в ее карьере зарубежная командировка. Элеонора быстренько сняла с себя рубашку и бюстгальтер, открыла дверь непрошеным гостям и с обворожительной улыбкой пояснила: простите, господа, принимала душ, не сразу услышала. Бородатые восточные мужики, понятное дело, чуть в обморок не рухнули и, стыдливо отводя глаза, промямлили: пардон, мадам, «Русия – друг», а мы, похоже, ошиблись дверью. В общем, не зря я все эти дни девчушку натаскивал. На специфику восточного менталитета…
Следующая наша очная встреча с Пруденс состоялась 9 апреля все в той же «Палестине». Куда с чувством выполненного долга зашагнули «освободители» – американские морпехи и их земляки-журналисты, возвратившиеся из иорданской ссылки. В те дни никто и предположить не мог, что все закончится так быстро, а Багдад сдастся фактически без боя…
8
Англоязычный вариант знаменитого русского романса «Дорогой длинною». Приобрел огромную популярность на Западе после того, как в 1968 году Пол Маккартни предложил исполнить его начинающей валлийской певице Мэри Хопкин. Ее сингл «Those Were The Days» вышел 20 августа 1968 года, возглавил британский хит-парад, сместив с вершины битловский «Hey Jude», и продержался на вершине 6 недель.
– …А вы не так уж и постарели, русские монстры!
– Ты тоже.
– Что тоже, Дим? Тоже монстр или тоже не постарела?
– И так и так.
– Хорошая шутка! – расхохоталась Пруденс.
Русско-американская компашка переместилась из бара в расположенный в саду отеля ресторан Nawafeer. Длинный, нескладный парнишка Боб (как выяснилось – оператор-стажёр Мак-Ги) с самого начала застолья почтительно помалкивал, хотя ему, время от времени, и хотелось вставить словечко, обозначая свое участие в разговоре. Но – увы! В этой компании он был не то чтобы чужаком, но явно – не своим. А потому, чтобы загасить ощущение собственной лишности, преувеличенно-активно налегал на восточные закуски. А ещё больше – на араку…
Пруденс отхлебнула большой глоток пива из высокого запотевшего бокала, с удовольствием затянулась сигаретой и немного лукаво посмотрела на Элеонору:
– Это сколько ж лет-то прошло? С Ирака?
– Даже не начинай! – нахмурилась та. – Слишком много.
– Детка, Эл, уж не тебе-то переживать! Ты-то у нас здесь самая младшенькая за столом. Учитывая, что мой малой теленочек пока не в счет.
– Не знаю, насколько он «малой», но стакан держит вполне по-взрослому, – усмехнулся Митя.
– В самом деле, Боб! Не налегай на спиртное! – спохватилась Пруденс с интонациями заботливой мамаши. – Лучше вот попробуй.
– Что это? Выглядит как-то…
– Это ближневосточный хумус. Пюре из гороха особого сорта.
Боб Ли опасливо покосился: сперва на экзотическое блюдо, а затем на сидящую напротив не менее экзотическую троицу представителей страны-агрессора.
– Мисс Мак-Ги! У этих русских такой странный акцент. Я далеко не всё понимаю из того, о чём они говорят и почему смеются.
– А тебе пока ничего и не нужно понимать, мальчик. Просто сиди и наблюдай. Когда ещё увидишь сразу трёх русских профи в одном месте?
В ответ Боб обиженно засопел, а Пруденс лишь теперь вспомнила, что не представила мальчонку официально.
– Кстати! Парни, Эл! Его зовут Боб Ли, а папа у него – конгрессмен. Пол, не надо так оживляться! Поверь, не все американцы пидорасы! – последнее слово Пруденс произнесла по-русски.
Не понимая причины смеха, громыхнувшего после объявления его имени, Боб надулся ещё сильнее и под шумок опрокинул в себя еще одну рюмку.
– Ну, про Пола я более-менее слышала. Он у нас часто бывает, его любят наши каналы приглашать.
– Да иди ты?! – удивился Митя.
– А как иначе? Прогрессивный русский журналист, жертва гомофобии.
– А! Ну да, ну да. Конечно. Вопрос снимается.
– Даже я парочку сюжетов с ним видела. Хотя, как ты знаешь, Дим, телевизор не смотрю… А ты как, Эл?
– А я вышла замуж и родила двоих сыновей.
– Да-да. Удачно вышла. За русского олигарха.
От такой осведомлённости у Элеоноры глаза на лоб полезли.