Фронтовик не промахнется! Жаркое лето пятьдесят третьего
Шрифт:
– Приехали, из машины!
Феклистов возник у заднего борта, оперативники повыпрыгивали. В тупике жилых зданий нет, одни склады. Обычно сюда возили товары с Москвы-Товарной Киевской, что была недалеко от Киевского вокзала. А со складов товары развозили уже по магазинам. Завидев машину, к ним засеменил дед. Пустой рукав левой руки под ремень заправлен.
– Милиция? Я телефонировал. Два выстрела из склада слышал. И внутренний телефон не отвечает.
– Понял, веди.
На территории базы несколько длинных кирпичных зданий ещё дореволюционной постройки из красного кирпича.
– Посторонние на склад заходили? – поинтересовался Феклистов.
– Каждый день заходят – товароведы,
– Подозрительные граждане были?
– Никак нет. Вон из того склада выстрелы были.
– Спасибо, отец. Дальше мы сами.
У склада двое ворот для погрузки-разгрузки товара настежь распахнуты, и ни одной машины.
– Мартынов, Пименов – снаружи. За входом смотреть. Остальные за мной.
Оперативники оружие к стрельбе приготовили, к воротам подошли. Внутри темно, ни одна лампочка не горит, хотя освещение должно быть. Тихо зашли внутрь, сразу от ворот в стороны, иначе из темноты складской видны хорошо будут. Мишенями быть никто не хотел.
Феклистов крикнул:
– Эй, есть кто-нибудь?
Кладовщик никогда ворота открытыми не бросит, если уходит. На нём материальная ответственность, ценности на сотни тысяч, а то и на миллионы рублей. Откликнуться должен, а в ответ на вопрос Феклистова тишина.
– Парни, по-тихому вперёд!
Двинулись между стеллажами, кто-то из оперов зацепился за какую-то железяку, громыхнуло. Тут же вспыхнул свет, и сразу раздались выстрелы. Палили несколько бандитов с дальнего конца склада. Ловушку устроили, рассчитывая перебить милиционеров. Явно наблюдатель был, сообщивший о прибытии оперативников, на блатном жаргоне – на шухере стоял. Не убежали бандиты, понадеялись на равенство сил и оружие, в ответ оперативники стрельбу открыли. В закрытом помещении звуки выстрелов били по ушам, грохот стоял сильный. Оперативники народ тёртый, не в одной перестрелке участвовали, сразу на бетонный пол попадали, а бандиты стоя стрельбу вели, красовались друг перед другом. За что и поплатились сразу. У оперов периодические стрельбы в тире, навыки отработаны и практика.
Трое бандитов убиты, двое ранены, на пол свалились, кричат от боли. Это хорошо, поскольку вопли их других бандитов деморализуют. Оперативники без команды вперёд продвигаться стали короткими перебежками. Выстрел, бросок вперёд, ещё выстрел. Бандюки за тюками с товаром попрятались. Один из них, осознав угрозу уничтожения банды, кинулся в распахнутые ворота. Снаружи грохнули два выстрела. Это сработали опера, оставленные Феклистовым.
Андрей приметил бандита, похоже – главаря. Высунется из-за тюка, сделает выстрел, другим команды отдаёт. Андрей поднял пистолет, выждал. Как только показалась голова бандита, выстрелил. Бандит вывалился из-за укрытия, рухнул на пол. Один из его подручных закричал истерично:
– Лома убили!
И сам выскочил из-за стеллажа. В рост стоит, палит с двух рук беспорядочно, кричит:
– Волки позорные! Мусора!
И тут же рухнул замертво, получив несколько пуль от оперов. Минутная тишина. Потом голос из-за тюка:
– Не стреляйте, сдаёмся!
– Бросьте оружие, чтобы я видел. И вставайте, руки поднимите, – скомандовал Феклистов.
Поднялись два бандита, отшвырнув пистолеты.
– Три шага вперёд, на колени!
Один бандит выполнил приказ, другой кинулся в ворота. Всего-то четыре-пять метров до них, а не добежал. По бандиту одновременно выстрелили Андрей и Феклистов. К стоявшему на коленях подбежали оперативники, надели наручники, подняли, обыскали. Во внутреннем кармане обнаружили двое золотых часов с браслетами. Видимо – уже ограбили кого-то.
– Парни, осмотреть склад!
Убитых кладовщика и завскладом обнаружили сразу в конторке, но поиски продолжили, и не зря. На самом верху одного стеллажа обнаружили бандита. Прятался, затаился. Полагал – уйдут опера и он выберется незамеченным.
– Слазь и не дёргайся, башку продырявлю, – предупредил Андрей. – И оружие на пол брось.
Звякнул о бетонный пол револьвер, бандит спустился. А физиономия знакомая, его Андрей арестовывал за кражи ещё в Балашихе три года назад.
– Гражданин начальник! – осклабился бандит. – Опять свиделись!
– Всю жизнь бы тебя не видеть. Да теперь побольше срок получишь. Незаконное ношение оружия, убийство, сопротивление представителям власти. Червонец тебе светит, не меньше.
Один из оперативников сбегал за грузовиком. Туда поместили задержанных бандитов. Кроме того, вызвали «Скорую» для раненых и группу из прокуратуры. Все же тяжкое преступление.
Феклистов остался на складе, отправив Ватутина и Фролова с бандитами в отдел для допроса. Бандитов надо допрашивать сейчас, на «горячую». Андрей допрашивал Петьку – хромого, который прятался на стеллаже. Он освободился по амнистии, ещё в дороге, в поезде, главарь сколотил банду из амнистированных. Обосновались в Люберцах, у знакомого одного из банды. Достали оружие, по наводке решили ограбить склад. Первое же дело оказалось провальным. Андрей дело завёл, заполнил протокол допроса. Это было его первое столкновение со столь крупной бандой в Москве после амнистии. Освободился к вечеру, оружие вычистил, снарядил патронами. Первейшее дело, ибо не знаешь, когда оно потребуется.
Из райотдела вышел, направился к остановке трамвая. На остановке на него какая-то женщина пялится, улыбается.
– Андрей, ты меня не узнаёшь? Неужели я так сильно изменилась? Или обиду держишь?
Голос знакомый, бывшей возлюбленной Валентины. Это её папаша выдавил Андрея из Москвы.
– Валя? Ты в самом деле изменилась, прости, не узнал.
А в сердце уже ничего не колыхнулось. Это раньше переживал, а теперь перегорело всё, пеплом покрылось.
– Ты по-прежнему в милиции?
– Да, другого-то ничего не умею.
– Не хочешь спросить, как я живу?
– Нет, дело прошлое, зачем ворошить?
– Ты женат?
– Да, встретил прекрасную девушку.
Подошёл трамвай.
– Прости, Валя, мой номер.
Андрей вошёл в вагон. Времени после расставания много прошло, пять лет, а как Валентина изменилась. Потолстела, из стройной девушки в тётку превратилась, как-то постарела. Да, годы не красят никого.
В разговорах между собой оперативники обсуждали амнистию и резко возросший вал преступности. Те, кто работал на земле, понимали – зря. Захотят изменить свою жизнь единицы, в основном те, кто был осуждён по мелочи – бытовые драки по пьяной лавочке, за аварии, за «три сорванных колоска». Большую часть преступников, выбравших такую жизнь, лагерь или тюрьма не перевоспитают. Они, едва выйдя из-за колючей проволоки, сразу взялись за старое – воровали, грабили, насиловали.
Замполиты всех районных отделений милиции стали проводить всякие политзанятия, объясняя, что государство явило к оступившимся акт милосердия, дало ещё один шанс к исправлению, началу новой жизни. Андрей искренне был уверен в обратном. Преступники, те, кто имел не одну судимость, чувства жалости и сострадания к жертвам своим лишены начисто. И являть милосердие к «оступившимся пролетариям» негуманно по отношению к потерпевшим. Тем более большинство уголовников никогда не работало и не имело трудовых книжек. Какие же они пролетарии? Люмпены, маргиналы, отбросы. Но мнение своё никому не высказывал, дойдёт до замполита, пришьют непонимание линии партии со всеми вытекающими последствиями.