Фулгрим
Шрифт:
Беква взяла со стола перо и подтянула к себе пару листов бумаги. Омерзительно чистых листов. Она разболтала всем, что собирается создать триумфальную симфонию в честь Лорда Фулгрима, но все ещё не выжала из себя ни единой нотки.
Быть избранной в Орден Летописцев — великая, но и ожидаемая честь, ведь никто не мог всерьез соперничать с её музыкальными талантами. Это всего лишь очередная ступень в её карьере, после Консервэтуар дэ Мюзик, новые горизонты, высшие достижения… бесконечное поле для идей и фантазий. По правде говоря, шпили городов-ульев Терры давным-давно ей наскучили: одни
Да и что вообще могла предложить ей Терра? Ей, перепробовавшей все удовольствия плоти и все наркотики, что можно купить за деньги? Да и как вообще этот дряхлый, скучный мир мог удовлетворить её ненасытные душу и тело?
Быть может, думала тогда Беква, Галактика, пробужденная Великим Походом Человечества, принесет ей невиданные прежде наслаждения и восторги?
Что ж, время от времени такое случалось. Новые, растущие миры дарили певице истинные чудеса восприятия, истинные гении, окружающие её, словно заражали своими идеями. Музыка вновь лилась на нотную бумагу с кончиков пальцев Беквы, как в те времена, когда она выиграла Одеяние Аргенты Меркурио за свою «Симфонию Изгнанной Ночи».
Теперь же мелодии умерли в её душе, и ничто не могло вернуть их.
Беква с надеждой взглянула на плавно вращающийся Лаэр — быть может, хотя бы его красота сумеет вдохновить её?
Соломон, стоя на ногах у своего места в собрании, вместе с боевыми братьями отвечал на приветствие Фулгрима. Уже право видеть Примарха было для него огромной честью, но ощущение того, частью сколь великого Братства он является, возносило Деметера на вершины блаженства.
— Мы приветствуем тебя, наш командир и повелитель! — прокричал он хором с другими Капитанами.
Деметер внимательно смотрел, как Эйдолон и Веспасиан садятся по бокам Фулгрима, аккуратно ставя жаровни в прикрепленные к их стульям держатели. От глаз Соломона не ускользнула какая-то напряженность между двумя Лорд-Коммандерами, и он задумался о том, что могло вызвать этот раздор…
Братство Феникса было куда более «элитной» ложей, чем такие же в иных Легионах. За те годы, что Дети Императора сражались в рядах Лунных Волков, крепкие узы дружбы связали их с многими из воинов Хоруса, и, после одной из тяжелых битв, чьи-то негромкие голоса поведали им о воинском братстве.
Ложа Лунных Волков, по задумке, была открыта для любого Десантника, пожелавшего вступить в неё, и превратилась в место для пылких споров, где чин и звание не имели веса, и каждый человек мог открыто выражать свои мысли, не боясь наказания. Однажды и Соломон с Марием заявились на подобную встречу. Они провели вечер в приятной обстановке истинного товарищества, а заправлял всем в тот день Лунный Волк по имени Серхар Таргост. Деметеру такое времяпрепровождение понравилось, хотя от таинственности встречи веяло какой-то театральностью или, того хуже, заговором. Что до Мария, то его, похоже, покоробила сама идея общения между командирами и рядовыми без соблюдения субординации, ведь строгие традиции Детей Императора сделали Ложу их Легиона братством равных (но лишь высокопоставленных) воинов…
Примарх просил каждого Капитана заранее известить, сможет ли тот прийти на собрание, и Соломон был достаточно заинтригован.
— Очищение Лаэра подходит с концу, братья, — начал Фулгрим, и Дети Императора ответили хором радостных возгласов. — Последний бастион ксеносов ждет, когда мы обрушим на него свою ярость, и я обязан возглавить наступление. Ведь вы помните, как на этом самом месте ваш Примарх дал клятву развернуть гордое знамя Человечества на руинах столицы лаэран?
— Так было! — воскликнул Марий, и Соломон переглянулся с Юлием; они оба услышали явную лесть в голосе друга. Прочие же застучали кулаками по столу в знак согласия со словами Третьего Капитана. Фулгрим поднял руку, призывая их умерить восторг.
— Борьба с врагом не была легкой, и все мы потеряли немало боевых братьев, — продолжил Примарх, его голос приобрел горькую торжественность. — Но при этом заслужили великую честь, и по прошествии веков, люди, читающие хроники наших дней, пожалуй, будут смеяться над лживыми летописцами. «Никто не мог победить за столь малое время, даже Легион Космодесантников!» — скажут они. Но Дети Императора — не просто какой-то Легион, мы — избранные Императором, единственные, кто вправе носить на груди Его Двуглавого Орла.
Все Десантники приложили ладони к грудным пластинам доспехов, признавая величие оказанной им чести. Тем временем Примарх продолжал:
— Ваши храбрость и самоотверженность не останутся без должной награды, и Колоннада Героев, да будет стоять она вечно, покроется именами и описаниями подвигов погибших братьев. Я сохраню память о них в своем сердце, как и о тех, что последуют за ними.
Фулгрим поднялся с места и подошел к двум новичкам, встав между ними. Один из них, прирожденный воин с гордым лицом, немедленно пришедшимся по душе Соломону, спокойно смотрел на Примарха. Другой же явно чувствовал себя не в своей тарелке, слегка съежившись под взглядами собравшихся. Деметер вполне понимал его состояние, вспоминая, как сам дрожал, будучи впервые приглашен в Братство Феникса.
— Когда кто-то из нас погибает, то тем самым он позволяет другому воину продвинуться ближе к совершенству, заняв его место. Приветствуйте этих двоих, братья, приветствуйте в своих рядах!
Воины встали и поклонились Ложе, а Соломон присоединился к громким аплодисментам, которыми их наградило собрание. Фулгрим положил руку на плечо «скромнику» и сказал:
— Это Капитан Саул Тарвиц, воин, с огромной храбростью дравшийся на атоллах Лаэра. Я думаю, он станет прекрасным пополнением для нашего Братства.
Примарх шагнул в сторону, встав за спиной «дерзкого» новичка:
— А его, братья, зовут Люций, и он великолепный мечник, воплощение того, кем должен быть воин Детей Императора.
Соломону были знакомы оба имени, но их обладателей он видел впервые. Ему больше понравился Люций, в нем было что-то от самого Деметера; в Тарвице же ясно проглядывали черты тех, кого Марий называл «боевыми офицерами».
Саул ощутил взгляд Второго Капитана и уважительно склонил голову, взглянув на него. Соломон вернул поклон, но тут же подумал, что вообще-то немного занесся и смотрит на равного себе воина свысока.