Футбол на планете Руссо
Шрифт:
"Старлетт" опубликовала декларацию лиги на первой странице, подверстав к ней четыре свирепых абзаца Джеймса Каминского: "Грязные руки на чистом поле... Неслыханный в Истории позор... Благородная игра - гордость и радость планеты..." На второй странице мы напечатали письма читателей: "Уважаемый редактор, возмущению нет предела" - Маллигам, агротехник; "Своими бы руками!" - Мушотт, клерк почтового ведомства; "Ничто не в сипах поколебать веры и любви!" - Грумбах, врач-стоматолог; "Как жить, где святыни?" - Луиза Страут,
"Свидетель Чарльз Чиз, секретарь верховной администрации четвертого региона (46 лет, женат, супруга - владелица нескольких мастерских по ремонту электромобилей, имеет двух дочерей).
Заикаясь и шепелявя (вычеркнуто), Чиз признал, что во всех своих действиях неукоснительно выполнял указания верховного администратора Таубе. "Я Бронеку так и сказал: "Будет 4 : 4, а дальше валяй действуй".
Адвокат:
– Прошу прощения, свидетель Чиз. Вы хотите подчеркнуть, что арбитр Бронек должен был предпринять решительные действия именно при счете 4 : 4?
– Да нет, это я оговорился, это я теперь знаю, что было 4 : 4, знать-то я тогда ведь не мог, просто я велел ему... вернее сказать, мне ему велели велеть, чтобы он, то есть Бронек, как говорится, все обеспечил...
Прокурор просит пригласить на свидетельскую трибуну обвиняемого Толлера Таубе.
– Что ж, - сказал Таубе, - сделанного не переделаешь, проигрывать надо красиво. Признаюсь, виноват. Я лично приказал этому недоноску... извините, миледи... этому, черт побери, подзаборнику, которого я сделал государственным деятелем, купить арбитра. Знал, на что шел.
Прокурор:
– Какую цель вы преследовали?
– Какую, какую... Да поставьте себя на мое место, прокурор. Хотя вам и на вашем неплохо. На этих руках - вот на этих - у меня регион. Промышленность, сельское хозяйство, здравоохранение, образование... Черт, дьявол, господь бог и все святые угодники... Извините, миледи. И тут такая вот пустяковина - одна победа в паршивом этом футболе...
Возмущение на скамьях для публики. Судья звонит в колокольчик и предупреждает обвиняемого, чтобы он выбирал выражения, а зрителей - что в случае, если они будут мешать ходу заседания, она распорядится очистить зал.
– Все, миледи, все. Буду как ангел. Так вот, я подумал: одна победа "Валендии", и "Валендия" - чемпион. Народ линует. Народ засучивает рукава. Трудится с утроенной силой. Четвертый регион - мой, кровный - лучший по всем статьям на планете. Вы скажете, что я честолюбец, - да. Но я хочу блага моему народу. Разве высокая за это цена - семь гульдов за паршивый мешок маиса?
Женский голос из публики:
– Жульничество - ваша цена!
Судья звонит в колокольчик.
– Ты права, сестренка. Теперь я и сам это понимаю. Пусть меня судит народ.
Адвокат Йошикава просит пригласить свидетеля Бронека для продолжения неоконченного в прошлый раз допроса. Судебный пристав оглашает сообщение, согласно которому вчера вечером Норберт Бронек бесследно исчез, и его поиски, производимые Силами гражданской обороны, пока безуспешны.
Адвокат просит пригласить свидетеля Клиффорда Монтгомери.
"Клиффорд Хьюз Монтгомери (61 год, вдов, пенсионер)".
Далее вычеркнуто: "Старикашка, похожий на арахис, бывший плотник, бывший член парламента, бывший обладатель ряда должностей - одна другой ниже, бывший - напоследок - сортировщик мусора".
"Адвокат:
– Уважаемый свидетель, в двадцать восьмом году Освоения вы принимали участие в прениях по поводу учреждения на планете профессиональной футбольной лиги?
– Что верно, то верно. Здорово мы тогда спорили.
– Вы голосовали за или против?
– Именно, что против, а зря - это я сейчас понял, что зря. Я на койку ложусь и думаю - проснусь завтра или не проснусь. О чем мне еще думать - я простой человек. А так я думаю - победят или нет завтра мои ребятишки... Опять же "тотошка" - может, я завтра тысчонку выиграю, должно же быть счастье у простого человека...
– Не затруднит ли свидетеля поделиться с нами мотивами, которыми он руководствовался, голосуя против?
– Давно это было. Точно уж не упомню. Говорили, что не на пользу пойдет нам футбол. Мол, даже в "Клятве" что-то такое написано. Сам я этого не читал говорили.
– Кто говорил?
– Один депутат. Он был постарше всех нас, мы его уважали.
– Можете ли вы назвать его фамилию?
Прокурор:
– Миледи, я заявляю протест. Пользуясь тем, что в первые годы Освоения протоколы заседаний парламента велись без должной тщательности и многие не сохранились, адвокат пытается натолкнуть свидетеля на путь распространения ложных слухов в отношении краеугольного камня нашей цивилизации. Кроме того, я вообще не усматриваю во всем этом прямого отношения к данному делу.
Судья:
– Протест прокурора принят. Свидетель свободен".
6
Старикашка ковылял с неожиданной прытью. Я догнал его рысью и выложил в лоб:
– Так как же фамилия?
– А ты, - он спросил, - кто?
– Он смотрел на меня из-под разведчицкой шляпки пыльного цвета - защитного, отступая к серой стене парламента, словно в желании раствориться на ее фоне всем своим старым пыльным существом.
– Я из газеты. Хочешь, я, дед, про тебя напишу?
– Нет, этого я не хочу. Я мало чего хочу, белобрысый. А твоя какая команда?
– "Скорунда", - сказал я наугад и попал.
– "Петуха" надо в защиту переводить, а?
– проскрипел Старикашка испытующе.
– Бежать не бежит, а голова варит, верно?
– мне повезло, я снова попал.
– Карамаякис его фамилия. Я много чего помню, но я не трепло. Слушай, ведь ты из газеты, а когда матч переигрывать будут?
– Скоро, дед, - пообещал я.
– В середине будущей недели. А что все-таки говорил Карамаякис про "Клятву"?
– Ку-ку, парень.
– Он ловко вывернулся из-под моего бока.
– Жара сегодня, напекло меня, а ты вон какой здоровый, от тебя еще жарче.