Футбольная горячка
Шрифт:
Вот так все и началось – сразу, без долгих ухаживаний. Теперь я понимаю, окажись я на «Уайт-Харт-лейн» или на «Стэмфорд Бридж»2, все сложилось бы точно так же – сила впечатления от первого свидания всеобъемлюща. Отец предпринял безнадежную попытку предотвратить неизбежное и повел меня на «Сперз», чтобы я увидел, как Джимми Гривз закатил четыре мяча «Сандерленду» и они выиграли со счетом 5:1. Но было поздно – я втрескался в команду, которая победила со счетом 1:0, да и то забив с пенальти.
Лишний Джимми Хасбанд
Во время третьего посещения «Хайбери» (безголевая ничья – я уже видел, как моя команда трижды забивала мячи за четыре с половиной часа) всем мальчишкам бесплатно раздали альбомы футбольных звезд. Каждая страничка посвящалась
Промоутеры редко в этом признаются, но я точно знаю, что альбом явился последним решающим шагом в социализации процесса, который начался во время игры с командой «Сток Сити». Невозможно перечислить всех преимуществ, которые дает школьнику любовь к футболу (хотя наш наставник по физвоспитанию был из Уэльса и прославился тем, что однажды попытался запретить нам бить по круглому мячу). Половина класса и не меньше четверти учителей любили эту игру.
Но нисколько не удивительно, что в первом классе я оказался единственным болельщиком «Арсенала». Ближайшая команда первого дивизиона «Куинз Парк Рейнджерз» гордилась Родни Марчем, в «Челси» играл Питер Осгуд, в «Тоттенхэме» – Гривз, в «Вест Хэме» – трое героев Кубка мира – Хёрст, Мур и Питерс. А самым известным игроком «Арсенала» был, наверное, Ян Уре, и то за свою шумную никчемность и вклад в телесериал «Куиз болл». Но в тот первый мой футбольный сезон мне было не важно, что я остался в одиночестве. В нашем спальном районе ни один из клубов не пользовался абсолютным преимуществом у болельщиков. И кроме того, мой лучший друг, фанат, как его отец и дядя, команды «Дерби», тоже не имел единомышленников. Самое главное – это обрести веру. Перед уроками, во время большой перемены и вместо обеда мы гоняли на кортах теннисный мячик, а на других переменках обменивались наклейками – Яна Уре на Джеффа Хёрста (как ни странно, все портреты обладали одинаковой ценностью), Терри Венейблса на Иана Сент-Джона, Тони Хейтли на Энди Локхида.
Поэтому мой переход в среднюю школу оказался нетрудным. Я был чуть ли не самым маленьким в первом классе, но рост не имел большого значения, хотя моя дружба с самым высоким парнем – фанатом «Дерби» – и оказалась весьма кстати. Я не отличался успеваемостью (в конце года меня загнали в поток «Би», где я преспокойно оставался до окончания школы), но уроки давались мне легко. Даже тот факт, что я в числе трех мальчишек носил короткие штанишки, против ожиданий нисколько не травмировал. Ну пусть одиннадцатилетнего парня наряжают словно шестилетнего карапуза, зато он знает имя тренера «Бернли».
Впоследствии эта модель срабатывала много раз. В колледже я прежде всего легко подружился с футбольными болельщиками, да и в первый день на новой работе внимательное изучение в обеденный перерыв последней страницы газеты обычно способствует завязыванию отношений. Не спорю, я знаю отрицательные стороны подобной легкости: мужчины замыкаются, общение с женщинами дается им с трудом, их разговоры тривиальны и грубоваты, они не способны выразить собственные чувства, не могут установить контактов с детьми и в конце концов, одинокие и жалкие, умирают. Ну, и что из того? Зато представьте: человек попадает в школу, где еще восемь сотен парней, большинство из них старше, многие выше и сильнее, а он нисколько не комплексует, потому что в кармане пиджака у него есть лишний портретик Джимми Хасбанда – согласитесь, игра стоит свеч.
Дон Роджерс
В тот сезон мы с отцом еще с полдюжины раз ходили на стадион «Хайбери», и к середине марта 1969 года я по-настоящему пристрастился к футболу. В дни матчей я просыпался, ощущая холод в животе, – это чувство не проходило до тех пор, пока «Арсенал» не вырывался вперед на пару мячей, и только тогда наступало облегчение. А по-настоящему я расслабился только раз – когда накануне Рождества мы вынесли «Эвертон» со счетом 3:1. Моя субботняя болезнь требовала, чтобы вскоре после полудня я уже был на стадионе – за два-три часа до начала игры. Отец относился с юмором к моей причуде, тем более что после двух я становился таким рассеянным, что со мной невозможно было общаться.
Предматчевая нервозность проявлялась всегда одинаково, даже если встреча не имела никакого значения. В тот сезон «Арсенал» к ноябрю потерял все шансы выиграть чемпионат – чуть позднее, чем обычно; но, с другой стороны, это означало, что исход игр, которые я ходил смотреть, был абсолютно не важен. Но только не для меня! В те годы мои отношения с «Арсеналом» носили сугубо личный характер – команда существовала только тогда, когда я присутствовал на стадионе (меня не сильно расстраивало, если «Арсенал» проигрывал где-нибудь на выезде). Пусть побеждает со счетом 5:0, если я смотрю игру, а все остальные продувает 0:10 – для меня это будет удачным сезоном, и я запомню, как команда ехала по магистрали М4 в открытом автобусе на встречу со мной.
Исключение я делал Только для игр на Кубок Футбольной федерации: мне хотелось, чтобы «Арсенал» выигрывал, несмотря на мое отсутствие. Однако «Уэст Бром» со счетом 1:0 вышиб нас из соревнований. Игра проходила поздно вечером в среду, и мне пришлось лечь спать до объявления результата. Мама записала счет и прикрепила его к книжному шкафу, чтобы, проснувшись, я сразу увидел. Я неотрывно и пристально смотрел на клочок бумаги и чувствовал, что меня предали. Неужели мать меня так мало любила, что не могла написать результат получше? И еще восклицательный знак в конце фразы! Он ранил не меньше счета и казался совершенно неуместным, будто подчеркивал смерть родственника: «Бабуля мирно отошла во сне!» Такие разочарования были для меня вновинку, но, подобно другим болельщикам, я научился с ними мириться. Сейчас, когда я пишу эти строки, мне пришлось двадцать два раза испытать горечь поражения в играх на Кубок Футбольной федерации. Но ни разу я не переживал это чувство с такой остротой, как в тот первый сезон.
О Кубке Футбольной лиги я пока ничего не знал, потому что эти игры проходили в будние дни, а мне еще не разрешали ходить на стадион среди недели. Но выход «Арсенала» в финал я воспринял как утешение за то, что посчитал до ужаса неудачным сезоном, хотя на самом деле он был самым заурядным в шестидесятые годы.
На покупку пары билетов раскошелился отец, и я понятия не имел, сколько они стоили, но впоследствии в припадке справедливого гнева он дал мне понять, что отнюдь не дешево. И вот в субботу, 15 марта (помнится, в тот день вышло цветное приложение к газете «Ивнинг стандарт» с броской шапкой: «Опасайтесь мартовских ид»), я впервые попал на стадион «Уэмбли». «Арсенал» играл с командой третьего дивизиона «Суиндон Таун», и никто не сомневался, что наши выиграют и впервые в шестидесятые возьмут Кубок. А я сомневался. Долго крепился в машине, но на ступенях стадиона принялся приставать к отцу. Я пытался придать вопросу вид разговора – эдакий треп о спорте между мужчинами, но у меня ничего не получилось: все, что мне требовалось – поддержка взрослого, родителя, папы. Пусть он подтвердит, что зрелище, которое предстоит увидеть, не ранит меня на всю оставшуюся жизнь. Мне следовало сказать: «Понимаешь, даже когда я смотрю обычную игру, из-за страха, что наши продуют, я не могу ни думать, ни говорить, а иногда не могу и дышать. Если ты считаешь, что у „Суиндона“ есть хоть малейший шанс победить – хотя бы один из миллиона, – лучше отвези меня домой, потому что я не выдержу».
Если бы я поставил вопрос именно так, отец не осмелился бы вести меня на трибуну. Но он решил, что я спросил из праздного любопытства, и, подобно всем остальным, ответил, что «Арсенал» победит всухую и забьет три или четыре мяча. Я получил поддержку, которую искал и шрам в душе на всю жизнь. Безапелляционность отца мне показалась таким же предательством, как восклицательный знак матери.
Я настолько боялся, что происходящее на «Уэмбли» – стотысячная толпа, огромная высота и невероятный шум – словно бы прошло мимо меня. Я только заметил, что это не «Хайбери», и незнакомое окружение лишь добавило нервозности. Я трясся, пока примерно в середине матча «Суиндон» не повел в счете, и тогда страх обернулся горем. Такого нелепого гола команда профессионалов никогда не пропускала: неловкий пас назад (естественно, Яна Уре), полузащитник промахивается, а вратарь (Боб Уилсон), поскользнувшись в грязи, позволяет мячу перекатиться за линию ворот у правой штанги. Только тут я впервые понял, что вокруг сидели болельщики «Суиндона» – что за ужасный западнопровинциальный акцент, что за глупо-невинное ликование и безумное неверие своему счастью! До этого я ни разу так близко не сталкивался с фанатами противника и возненавидел их, как только мог ненавидеть незнакомых людей.