Г?ра
Шрифт:
— Но если у вас нет расхождений во взглядах с брахмаистами, — ответила Барода, — то что вам мешает стать одним из них?
— Я не могу отречься от индуизма.
— В таком случае вы не имели права и начинать этот разговор. Вы что, из милости решили жениться на моей дочери?
Биной страшно растерялся. Он понял, что его предложение и в самом деле показалось оскорбительным родителям Лолиты.
Закон о гражданском браке был принят всего лишь год тому назад, и тогда и он и Гора рьяно выступали в газетах против него. Как же он мог теперь публично заявить, что
И в то же время он видел, что, оставаясь индуистом, он не может рассчитывать получить согласие Пореша-бабу. С тяжелым вздохом Биной поднялся и низко поклонился обоим.
— Простите меня, — сказал он. — Я не скажу больше ничего, чтобы не усугубить своей вины перед вами, — и вышел из комнаты.
Спускаясь по лестнице, Биной увидел Лолиту, которая сидела на веранде одна за столиком и писала письмо. Она услышала шаги и подняла голову. На одно мгновение глаза их встретились, и он прочел в ее взгляде смятение. Они были знакомы уже не первый день, они и прежде не раз так же встречались глазами, но сегодня впервые ему почудилась в ее взгляде какая-то тайна. Эта тайна, поверенная одной лишь Шучорите, пряталась в темных глазах Лолиты и наполняла ее взгляд нежностью, готовой излиться освежающим крупным дождем. Она же, встретив его ответный мимолетный взгляд, всем сердцем вдруг ощутила острую душевную боль, которую он испытывал. Не сказав ни слова, Биной поклонился Лолите, медленно спустился по лестнице и вышел.
Глава пятьдесят третья
Первыми, кого встретил Гора, выйдя из тюремных ворот, были ожидавшие его Пореш-бабу и Биной.
Один месяц не такой уж большой срок. Пока длился его поход, Гора был дольше разлучен с родными и друзьями, и все же, когда после месяца, проведенного в тюремном одиночестве, он вышел на волю и увидел Пореша и Биноя, ему показалось, что он вновь родился в знакомом мире, среди старых друзей. Он склонился перед Порешем-бабу, лицо которого, освещенное первыми лучами утреннего солнца, так и светилось покоем и лаской, и взял прах от его ног так радостно и почтительно, как никогда прежде. Они обнялись.
Затем Гора схватил Биноя за руку.
— Биной, — со смехом сказал он, — с самого детства мы всегда учились вместе в одной школе, но тут я тебя обставил и этот курс обучения прошел без тебя.
Но Биною было не до смеха. Гора, встретившийся в тюрьме с тяжелыми испытаниями, о которых Биной не имел понятия, и стойко перенесший их, был ему ближе, чем когда-либо. Охваченный глубоким волнением, он продолжал молчать, пока Гора не обратился к нему с вопросом:
— Как чувствует себя мать?
— Она здорова, — ответил Биной.
— Пойдем, милый, — сказал Пореш. — Нас ждет экипаж.
Но лишь только они хотели усесться, как откуда ни возьмись примчался запыхавшийся Обинаш и с ним еще несколько студентов. При виде Обинаша Гора хотел было побыстрее забраться в пролетку, но тот успел преградить ему дорогу, умоляя подождать минутку.
И в эту минуту студенты грянули хором:
УтроЛицо Горы побагровело.
— Замолчите! — крикнул он громовым голосом.
Удивленные студенты смолкли, а Гора продолжал:
— Что все это значит, Обинаш?
Обинаш, не отвечая, достал пышную гирлянду из цветов жасмина, завернутую в банановые листья, а один из студентов — совсем еще мальчик — начал высоким голосом читать, как заведенная шарманка, написанное золотыми буквами приветствие по случаю освобождения Горы из тюрьмы.
Гора решительно отстранил гирлянду, протянутую Обинашем.
— Это что еще за представление? — спросил он, едва сдерживая гнев. — Вы что, весь этот месяц только и делали, что. готовились напялить на меня посреди дороги костюм клоуна из вашей бродячей труппы?
Что правда, то правда, Обинаш давно вынашивал план встречи Горы. Он рассчитывал на большую сенсацию. Во времена, о которых мы говорим, инциденты такого рода были еще внове. Обинаш не рассказал о своей идее даже Биною, не желая ни с кем делиться лаврами, которые должны были достаться ему, как организатору этого редкого зрелища. Он даже подготовил заметку для газеты, в которой оставалось уточнить лишь две-три детали.
— Ты несправедлив к нам, — сказал он Горе, обиженный таким приемом, — Весь месяц, что ты был в тюрьме, мы разделяли с тобой страдания. Наши сердца тлели на медленном огне, от которого обуглились даже наши ребра.
— Ты ошибаешься, Обинаш, — возразил Гора. — Присмотрись внимательно, и ты увидишь, что огонь еще и не занялся и что ваши ребра находятся в полном порядке.
— Правители нашей страны пытались унизить тебя, — не унимался Обинаш, — но сегодня от лица народа Индии мы возлагаем эту гирлянду почета…
— Это уж слишком! — воскликнул Гора и, отстранив Обинаша и его спутников, обратился к Порешу: — Садитесь, Пореш-бабу!
Очутившись наконец в экипаже, Пореш-бабу облегченно вздохнул. Гора и Биной не замедлили последовать его примеру.
Путь до Калькутты Гора проделал на пароходе и на следующее утро был уже дома. У дверей его ждала толпа восторженных почитателей. С большим трудом освободившись от них, он прошел в комнату Анондомойи. Она еще рано утром совершила омовение и сидела, поджидая сына. Когда вошедший Гора, почтительно склонившись, коснулся ее ног, она не смогла дольше удерживать столько времени копившиеся слезы.
Вскоре, после омовения в Ганге, вернулся Кришнодоял, и Гора пошел к нему, но отцу он поклонился издали и не коснулся его ног. Да и сам Кришнодоял предусмотрительно сел подальше от него.
— Я хочу совершить обряд покаяния, отец, — сказал Гора.
— Не вижу в этом никакой необходимости, — ответил Кришнодоял.
— Я легко переносил в тюрьме все лишения и трудности, но уберечься от осквернения не мог, и мысль об этом не перестает угнетать меня. Потому-то я и считаю, что мне необходимо совершить торжественный обряд покаяния.