Габриель Конрой
Шрифт:
— Что, эти господа твои приятели? — спросил он весьма приветливо. — Тоже из рода Карамба? Когда пойдешь ко мне, непременно захвати их с собой. Мне кажется, что сейчас они куда-то торопятся. А если вы не поместитесь в моем номере или кто-нибудь не захочет ждать своей очереди, что ж, на площади перед гостиницей, на Пласа-дель-Торос много места, и мы займемся там делом все сразу. Ты, кажется, что-то сказал? Я туговат на левое ухо.
Не успел Джек под предлогом глухоты пододвинуться к ближайшему противнику, как тот с позором ретировался. Мистер Гемлин захохотал. Вокруг них тем временем собралась толпа зевак, и Джек решил, что пора кончать затянувшуюся беседу, хотя лично он получал от нее бездну удовольствия. Торжественно приподняв
Вернувшись в номер, Джек поднял с постели дремавшего Пита и втянул его в религиозный спор, в ходе которого, к великому ужасу Пита, восхвалял в сильнейших выражениях католическую церковь, объявив все прочие религии недостойными белого человека, а в заключение, вне всякой связи с предыдущим, спросил Пита, в порядке ли пистолеты.
Тем временем Рамирес беседовал со своими друзьями.
— Он трусливо бежал, человек без чести! — заявил он. — Побоялся встретить нас лицом к лицу! Заметил ты, Тибурцио, как он перепугался? Твоя отвага совсем лишила его мужества.
— О нет, дорогой Виктор, это ты устрашил его. У него в груди сердце койота!
— Дух мужества и свободы, истинно мексиканский дух — вот что обратило его в трусливого цыпленка! — сказал третий джентльмен, тот самый, что отступил, когда Джек пододвинулся к нему поближе.
— Давайте отпразднуем победу, выпьем по маленькой!
Виктору не терпелось поскорее отделаться от друзей. Полагая, что выпивка откроет ему такую возможность, он широким жестом пригласил их следовать за ним в ближайший кабачок.
Они попали в самую большую таверну городка. Как и следовало ожидать, она была грязной, зловонной, прокопченной табачным дымом. Стены таверны были украшены произведениями искусства. Гравюры французского происхождения были отлично исполнены, но оставляли желать многого в отношении нравственного содержания; испанские были профанацией искусства, зато свидетельствовали о возвышенности религиозных чувств художника. Портрет святой Анны соседствовал с изображением последнего из генералов, захватившего власть в Мексике. Имелась также аллегорическая картина, на которой Свобода в окружении всех сил небесных нисходила на мексиканскую конфедерацию. Руководствуясь, как видно, все тем же стремлением сочетать высокую поэзию с драмой, хозяин таверны добавил к своей коллекции ярко раскрашенную американскую рекламную афишу, на которой ангел-хранитель подносил пораженному каким-то тяжелым недугом семейству бутыль фирменной микстуры. В дальнем конце зала двенадцать игроков в монте сидели за зеленым столом. За ними арфист, прислонясь к стене, наигрывал меланхолическую мелодию, пощипывая струны своего инструмента теми особыми, ленивыми, медлительными движениями, которые отличают всех бродячих арфистов. Игроки в монте не замечали арфиста и не слышали его музыки.
Лицо одного из игроков показалось Рамиресу знакомым. Ну конечно, это был чудак-переводчик, раздражительный иностранец, с которым он столкнулся в памятную ночь, когда приходил к дону Педро. Рамирес узнал его сразу, хотя вместо лохмотьев на нем был сегодня парадный темный костюм, правда, несколько устаревшего покроя. Он играл, не поднимая головы, пока не растаяла маленькая кучка серебряных монет, лежавшая рядом; тогда, поднявшись с сумрачным видом, он кивнул оставшимся игрокам и удалился.
— Он проиграл пять монет по пятидесяти центов; это его обычная норма, не больше и не меньше, — сказал Виктор своим приятелям. — Больше он сегодня не будет играть.
— Ты знаешь его? — спросил Винсенте, в восторге от шикарных знакомств Рамиреса.
— Еще бы! — ответил Рамирес. — Это — шакал, верный пес американос, — презрительно добавил он, решив попутно отомстить незнакомцу за то, что тот нагрубил ему. — Хвастает, будто изучил наш язык, историю нашей страны. И что ж, когда нужно поточнее выяснить какой-нибудь сложный оборот речи или юридический термин, к кому они обращаются? К нам? Ничуть не бывало! К нему! Вот каковы эти еретики! Карамба!
— Карамба! — вскричал Винсенте, патриотические чувства которого были подогреты алкоголем.
Но Виктор развязал язык своему собутыльнику, имея в виду чисто личные интересы.
— Такова жизнь, друг мой! — сказал он наставительно. — Скажи мне, часто приезжают к вам американос?
— Ты знаешь знаменитого американского адвоката — нашего друга — дона Артуро Пуанзета?
— Конечно, — нетерпеливо ответил Рамирес, — бывает он здесь?
— Господи! Да как же ему не бывать? — рассмеялся Винсенте. — Приезжает. Гостит подолгу. У него здесь клиентка, молодая вдова, прехорошенькая и к тому же богачка. Американка, как и он сам.
— Ты осведомленный человек, Винсенте.
Винсенте залился дробным пьяным смешком:
— Все, что я тебе говорю, — истинная правда! Каждое словечко! Можешь мне поверить!
— Кто же она, эта очаровательная клиентка?
— Донна Мария Сепульвида, — сообщил пьяным шепотом Винсенте.
— Ты же сказал, что она американка?
— Так и есть. Американка. Это случилось давно. Она была совсем юной. Американцы только что появились в наших краях, и она приехала с ними. Дон Хосе Сепульвида, старый вдовец, нанял ее гувернанткой к своей дочке; она и сама была почти ребенком. Вечная история! Она хороша собой, бедна, молода. Он стар, сед и богат. Трут и пламя! Правильно я говорю? Ха-ха! Старик решился на добрый поступок, задумал сделать маленькую американо своей богатой женой. Но он оказался еще добрее, чем того хотел, и через два года — карамба! — оставил донну Марию богатой вдовой.
Если бы Винсенте не был так пьян, то непременно заметил бы необыкновенный интерес Рамиреса к его рассказу. Глаза у него так и сверкали, уголки рта пришли в движение.
— А какова она, эта красотка? Высокая, стройная на американский лад? Большие глаза, ласковая улыбка?
— Неотразима! Ангел во плоти!
— А что дон Артуро? Сперва нанялся к ней в адвокаты, а потом стал любовником?
— Некоторые думают так, — ответил Винсенте, пьяно подмигнув и напуская на себя хитрейший вид, — но только нас с тобой не проведешь, друг мой Виктор! Адвокатская практика не рождает любви! Верно я говорю? Это давний роман, ручаюсь тебе головой. Он появился здесь впервые каких-нибудь два месяца тому назад. Если слушать, что говорят, выходит, будто она влюбилась в него с первого взгляда. Absurdo! Disparatado! 23 Говорю тебе, Виктор, это давнишний роман. Расстались, потом встретились снова. Что, разве мало мы знаем таких историй? Молодые люди любят друг друга; он беден, она бедна; оба в отчаянии; расстаются; сеньорита выходит замуж за богача. Верно я говорю?
23
Нелепость! Бессмыслица! (исп.)
Виктор был зачарован логикой Винсенте и даже не пытался скрыть своего торжества. Так вот она, разгадка! Мало того, что он разыскал ключ к тайне; он заполучил Грейс Конрой собственной персоной. Молодая вдова… американка… клиентка своего бывшего любовника Филипа Эшли… В этом переплетении пестрых обстоятельств таились разом судьбы трех людей. В полном восторге Рамирес хлопнул своего друга по спине и поклялся страшной клятвой, что второго такого хитреца, как он, еще не видывал свет.
— Я, кажется, видел ее сегодня, героиню твоей романтической истории. В церкви.