Гадкие утята фантастики

Альтов Генрих Саулович

«Дрожите все! Дрожите день и ночь!»

Рассказ легко читается… и столь же легко забывается. Ведь мы-то знаем, что такого вибро-мира наверняка не будет!

Технология фантастики в данном случае предельно обнажена. Берется какая-то деталь или особенность современного мира, экстраполируется в будущее — и возникает рассказ-предупреждение. Беда, однако, в том, что опасность, о которой предупреждают, заведомо нереальна. И вместо социальной фантастики получается буффонада.

В сущности, это закономерно: утята ведь взяты наугад, и было бы крайне странно, если бы именно из них выросли прекрасные лебеди. Гадкие утята прячутся, и очень даже здорово прячутся.

Их надо уметь искать.

Беляев великолепно отыскивал гадких утят. Жаль, конечно, что он ни разу не объяснил, как это делается. Но когда размышляешь над собранными в таблицу идеями и потом перечитываешь написанное Беляевым, начинают вырисовываться некоторые

общие принципы.

Есть три типа идей:

1. Признанные идеи;

2. Идеи, не успевшие получить признания, но еще и не отвергнутые;

3. Идеи, осуществление которых считается невозможным.

Чаще всего фантасты используют идеи второго типа. Уж очень соблазинительно получить в готовом виде новехонькую идею. К сожалению, идеи второго типа неустойчивы. Они быстро получают общее признание или причисляются к «невозможным». И что хуже всего: у них есть свой автор, их нельзя приписать герою произведения. Когда, например, в повести Е. Велтистова «Глоток солнца» некий физик напряженно думает, ищет, а потом пересказывает идею Дайсона, восклицая: «Тут уж меня осенило!» — читатель вправе спросить: «Почему же тебя?! Это Дайсона осенило, это его идея, она описана в популярной книжке». И мгновенно испаряется художественная достоверность образа: никакой, братец, ты не физик, а очередной манекен с неполным популярно-брошюрным образованием…

Гадкие утята фантастики прячутся, как правило, среди идей третьего типа. В сущности, гадкий утенок и есть «невозможная» идея, которая в будущем станет возможной.

В «Ариэле» биофизик Хайд, излагая свои мысли, подчеркивает: другие ученые считают, что нельзя упорядочить броуново движение, они поставили на этом крест, а я, Хайд, с ними не согласен. И далее объясняет — почему. Хайд идет типичным для беляевских героев путем: проверим, противоречит ли данная идея самым общим тенденциям развития нашего знания, и если не противоречит, тогда трудности только временные. То, что сегодня нельзя решить на молекулярном уровне, станет возможным, если «углубиться в изучение сложной игры сил, происходящей в самих атомах, из которых состоят молекулы, и овладеть этой силой». [9]

9

А. Беляев. Собр. соч., т. 7, стр. 219.

Трудно отказать Хайду в логике. Вспомним хотя бы, что превращение химических элементов тоже считалось невозможным и даже стало почти таким же символом вздора, как и вечный двигатель, а потом было осуществлено средствами ядерной физики. Или лазеры: если удалось упорядочить «прыжки» электронов с орбиты на орбиту (а ведь это тоже считалось невозможным), почему нельзя упорядочить и движение молекул?

Рассуждения беляевского Хайда сближаются с методами, которыми ныне начинают пользоваться для научного прогнозирования. «В современной физике, — пишет проф. Б. Г. Кузнецов, приходится (и еще в большей степени придется) отказываться от весьма фундаментальных концепций… Общие размышления о путях науки стали сейчас существенным элементом самой науки. Сейчас наступило время, когда ход технического прогресса и его темпы во многом зависят не только от физических представлений о мире, но и от размышлений об их возможном изменении, от противопоставления, сопоставления и оценки универсальных схем мироздания, наиболее общих, исходных закономерностей бытия». [10]

10

Б. Г. Кузнецов. «О научных прогнозах и перспективном планировании». Сб. «Будущее науки», изд. «Знание», 1966, стр. 86–88.

В приложении к фантастике это звучит так: смело берите «невозможные» идеи, ломающие наши представления о мире, меняйте их, сталкивайте между собой, развивайте, а затем смотрите — вписывается ли полученное в общую картину мироздания. И если не вписывается, начинайте сначала. И потом еще и еще, пока не увидите: да, так может быть!

Наступит день, когда человек впервые поднимется в небо, как поднимался Ариэль. Выглядеть это будет, вероятно, не слишком торжественно.

Однажды утром в институтский двор войдет молодой человек в синем тренировочном костюме и волейбольных кедах. Товарищи крикнут ему из окна что-нибудь шутливое, он машинально улыбнется. И не будет ни предстартовых речей, ни отсчета времени, потому что сорок или семьдесят раз он пытался подняться — и не мог.

Обходя оставшиеся от ночного дождя лужи, испытатель подумает, что сегодня, пожалуй, надо без разбега, и пройдет на середину двора. Он постоит немного, потом посмотрит вверх, в небо, — и время для него исчезнет.

Ему будет казаться, что безмерно долго они стоят друг против друга — он и небо. И что бесконечными волнами уже целую вечность проносятся наверху тонкие облака. Они без устали дразнят человека, эти облака. Вот они опускаются вниз, идут все ниже и ниже, и видно, как клубится в них белый туман. Они теперь совсем близко, до них можно дотянуться. А за ними — небо, упрямое синее небо, и резкий ветер, неизвестно откуда взявшийся, и ослепительное солнце, и высота, высота…

Научно-фантастические идеи А. Беляева

Судьба идей

«ГОЛОВА ПРОФЕССОРА ДОУЭЛЯ», 1925

1. Аппарат искусственного кровообращения, позволяющий длительное время поддерживать жизнь отделенной от туловища головы человека.

2. Хирургическая операция, в результате которой голова человека приживляется к другому туловищу.

Первый «автожектор» (аппарат искусственного кровообращения) построен в 1924 году С. Брюхоненко. Сообщения об этом появились позже, поэтому идея А. Беляева сначала была чистейшей фантастикой. Но в 1928 году на Третьем Всесоюзном съезде физиологов С. Брюхоненко продемонстрировал опыт оживления отделенной от туловища головы собаки. Современные аппараты искусственного кровообращения позволяют осуществлять операции при выключенном сердце. Есть и установки для изолированного искусственного кровообращения головного мозга. По существу, такие установки немногим отличаются от аппарата, описанного А. Беляевым. И фантасты, развивая идею А. Беляева, пошли дальше. У А. и Б. Стругацких («Свечи перед пультом», 1961) мозг ученого записывается в памяти электронной машины. В рассказе И. Росоховатского «Отклонение от нормы» (1962) записанный мозг уже работает. В повести В. Тендрякова «Путешествие длиной в век» (1963) мозг перезаписывается с машины другому человеку. А в рассказе А. Шалимова «Наследники» (1966) говорится о преступных применениях перезаписи. Типичная линия развития: от «чистой» фантастики к фантастике научной и далее — к памфлету, гротеску.

В 1925 году это казалось сказкой. Когда стали известны опыты С. Брюхоненко, идею А. Беляева следовало, пожалуй, возвести в ранг «фантастики». Четверть века спустя та же идея могла уже с полным правом называться «научно-фантастической». Ну, а теперь, после опытов В. Демихова, после многих операций по пересадке сердца, бывшая сказка близка к осуществлению. «В нашей лаборатории, — говорит В. Демихов, — эксперименты по пересадке органов ведутся давно — с 1940 года. Вначале опыты проводились на животных. Мы пересаживали сердце, легкие, голову, почки, надпочечники собакам… Эти и другие эксперименты позволили оперировать человека. Совместно с коллективом больницы имени Боткина была пересажена почка от трупа больному».

«НИ ЖИЗНЬ, НИ СМЕРТЬ», 1926

3. Возможность долговременного пребывания человека в состоянии анабиоза.

В январе 1967 года в Лос-Анджелесе подвергнут замораживанию первый доброволец — профессор психологии Джеймс Бедфорд, неизлечимо больной раком. Любопытный штрих: у А. Беляева первым добровольцем тоже был неизлечимо больной профессорОсобых надежд на успех первого опыта нет. Но в принципе управляемый анабиоз вполне осуществим, и работа в этом направлении ведется. Если бы человек находился зимой в состоянии анабиоза, он мог бы прожить почти полторы тысячи лет. Это не только открывает новые возможности в лечении болезней, но и позволяет решить медико-биологические проблемы, связанные с освоением дальнего космоса.

«ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ НЕ СПИТ», 1926

4. Возможность одновременно раздельно работать обеими половинами мозга.

Опыты на животных ведутся в настоящее время в Калифорнийском технологическом институте. «Чрезвычайно заманчива возможность получить животное, обладающее, по существу, двумя отдельными мозгами, каждый из которых способен испытывать свои собственные ощущения, регистрировать их в собственной памяти, вырабатывать собственные программы поведения, приобретать собственные эмоциональные наклонности и другие черты „личности“, а может быть, даже спать и бодрствовать независимо от другого мозга. Каким бы фантастичным это ни казалось, продолжение той интереснейшей работы, которая ведется в биологических лабораториях Калифорнийского технологического института, вполне может привести к разделению одной „личности“ на две, обитающие в одном и том же теле и поочередно управляющие им». [11]

11

Д. Вулдридж. Механизмы мозга. Изд. «Мир», 1965, стр. 256–257.