Гадюка (сборник)
Шрифт:
Давно не помнили горожане такого пекла в конце июня. Деревья начали вянуть. На лугах за рекой стояла мгла. Говорят – горел хлеб. От сухости по ночам трещали стены. В учреждениях служащие пили воду, вялые, как вываренное мясо.
Буженинов заканчивал зачетные работы. От зари до сумерек в раскаленной комнате под жужжание мух он мерил, чертил, рисовал, красил. Поддерживало его неимоверное напряжение. Полотно с планом голубого города он приколотил на стену и работал над ним в минуты отдыха. С каждым днем город казался ему совершеннее и прекраснее.
На будущей неделе он
Жизнь, по всей вероятности, не прощает уходящих от нее фантастов, мечтателей, восторженных. И цепляется за них и грубо толкает под бока: «Будя дремать, продери глаза, высоко занесся…»
Назвать это мудростью жизни – страшно. Законом – скорее. Физиологией. Жизнь, как злая, сырая баба, не любит верхоглядства. Мудрость в том, чтобы овладеть ею, посадить бабу в красный угол в порядке, в законе, – так по крайней мере объяснял в сумерки на обрыве товарищ Хотяинцев.
Случилось вот что. Надя, как всегда, в половине девятого, с портфелем, в белом платочке, заглянула перед службой в столовую, где лежал животом на столе Буженинов, равнодушно скользнула глазами по голубому городу, занимавшему половину стены, и молча вышла. Скрипнула калитка, и сейчас же послышался болезненный негромкий крик Нади. Она побежала по сеням, рванула дверь и упала среди книг на диванчик, схватившись за голову.
– Негодяй, негодяй! – закричала она, топая ногами, и заплакала на голос.
На дворе шумела Матрена, ругалась:
– Ах, паршивцы, ах, разбойники!
– Уезжай, слышишь – уезжай сию минуту от нас! – повторяла Надя сквозь брызгающие слезы.
Оказалось, ворота в трех местах были измазаны дегтем, и написано дегтем же, аршинными буквами, матерное слово. Матрена уже отвела во двор обе половинки ворот и смывала деготь щелоком. Надя на службу не пошла, заперлась у себя. У Василия Алексеевича так тряслись руки, что он швырнул карандаш и попытался постучаться к Наде.
– Убирайся, ты один виноват в моем позоре! – еще злее крикнула Надя. – Уезжай в Москву, дармоед блаженный!..
Руки дрожали все сильнее. Дрожало, било тревожным пульсом в середине груди. Василий Алексеевич некоторое время стоял в комнате, мухи ползали по его лицу. Затем – как-то так вышло – он очутился на площади. (Опять из сознания выпал кусок.) Над ним в горячей мгле жгло белое солнце. На площади завился пыльный столб и шел кругом по сухому навозу. Василий Алексеевич глядел на окна «Ренессанса». Кое-какие посетители уже пили пиво. И вот в окне из-за стены выдвинулся длинный волнистый нос. За Бужениновым наблюдали.
Он стиснул зубы и взбежал по лестнице в трактир. Но волнистый нос исчез. Из-за стойки с ужасным любопытством глядела пышная, напудренная Раиса, и ротик ее, как ниточка, усмехался многозначительно. Буженинов схватился за стойку и спросил (на следствии Раиса
– Был здесь Утевкин?
Раиса ответила, что «почем она знает, посетителей много».
– Врете! Это он, я знаю…
– Вы, гражданин, полегче кричите.
Но Буженинов уже опять стоял на площади под мглистым раскаленным солнцем. Оглядывался. По горячей пыли бродили только сонные куры. Раиса видела, как он поднял кулаки к вискам и так, сжимая голову, зашагал к речке.
К вечеру его видели в лугах, сидящим на кургане. Там он и остался на ночь.
Из опроса Надежды Ивановны
Следователь. Почему Буженинов был убежден, что ворота вымазал Утевкин и что им же брошен камень в переулке Марата?
Надя. Не знаю.
Следователь. А вы уверены, что это сделал Утевкин?
Надя. Кому же еще? Конечно он.
Следователь. Какая была цель? Утевкин ревновал вас, что ли?
Надя. И это отчасти. Да ревновал.
Следователь. Какие же у него были основания ревновать вас именно к Буженинову?
Надя. Над ним шутили… Александр Иванович (Жигалев) говорил мне как-то, что встретил Утевкина и смеялся над ним, будто Утевкин остался с носом… Я тогда рассердилась, но Жигалев успокоил, что всё это только шутки…
Следователь. Жигалев, говоря Утевкину «с носом», имел в виду Буженинова, не себя, конечно?
Надя. Да.
Следователь. Стало быть, Утевкин был убежден, что вы живете с Бужениновым?
Надя. Я ни с кем не жила.
Следователь. Прошлое ваше показание было несколько иное.
Надя. Я ничего не знаю… Не помню… У меня все смешалось…
Следователь. Буженинов имел обыкновение носить при себе спички?
Надя. Нет, он не курил.
Следователь. Вы можете указать, каким образом у Буженинова третьего июля оказались спички?
Надя. Когда он побежал – он схватил их с буфета.
Следователь. Вы это видели и помните, как он схватил спички? Это очень важный пункт в показаниях.
Надя. Да, да вспоминаю… Дело в том, что, когда у нас испачкали ворота, на другой день, – мне было очень тяжело, – я пошла к Масловым. По дороге встречаю его… Глаза белые, ну весь – ужасный. Подошел ко мне: «Ты куда?» – «Тебе какое дело, иду к подруге». Он: «Я им отомщу, я этот городишко сожгу…» И кулаком погрозил. Так что, когда он схватил спички, я вспомнила угрозу…