Галатея

Штерн Борис Гедальевич

— Дед, что с тобой?! — весело изумился кандидат наук. — Ты откуда такой взялся? Из какой эпохи? Я тут стою, понимаешь, и облагораживаюсь искусством, как вдруг выползает какой-то динозавр и спрашивает, чего я тут стою.

«В самом деле, — смутился Коробейников. — Человек облагораживается, а я на него рычу».

— Вот вы, извиняюсь, ученый человек, да? — примирительно спросил Коробейников. — Тогда объясните мне про атомы. Они что, везде одинаковые?

— Обязательно.

— И в камне, и в живом теле? — уточнил Коробейников.

— Обязательно.

А в чем дело?

— Выходит, камень может ожить? Вот, к примеру, эта статуя… вы не смейтесь… она может ожить?

— Ожить? — переспросил веселый кандидат наук. — Отчего же не может. Может. Были даже исторические прецеденты. Например, у скульптора Пигмалиона…

Коробейников затаил дыхание.

—… который проживал в Древней Греции, однажды ожила мраморная статуя по имени Галатея. Под воздействием любви… Знаете, есть такое сильное чувство. Факт. А статуя Командора у Пушкина?

— А что с ним случилось? — жадно спросил Коробейников.

— С кем?

— С Командором… С Пушкиным я знаю.

— Ожил Командор. От ревности. Тут все дело в биополе. Сильное чувство порождает сильное биополе, и тогда оживают даже камни. Или возьмем портрет Дориана Грея…

— Портреты, значит, тоже?! — восхитился Коробейников.

Кандидат наук задумался.

— Нет. Портреты оживать не могут. У них нет третьего измерения. Портреты — нет, а статуи — могут. Это не противоречит законам природы. Вроде давно доказано, что живое возникло из неживого. Более того, это не противоречит современному научному мироощущению.

— Значит, не противоречит? — обрадовался Коробейников.

— Не противоречит.

— Спасибо за консультацию!

Когда поздним вечером дождь прекратился и отдыхающий народ со всего санатория потянулся в летний кинозал смотреть на разбушевавшегося Фантомаса, Коробейников прихватил одеяло, спустился на пляж и спрятался в лодочной будке. На него упало весло, перед ним в темноте плескалось Черное море, а сверху из санатория доносились отчаянные вопли Луи де Фюнеса. Под плеск волн и доносившиеся вопли он уснул.

Проснулся он, когда Фантомас кого-то душил.

Коробейников спросонья выглянул в окошко и тут же испуганно пригнулся. У лодки с отброшенным брезентом стояли три громадные тени, а женский голос читал по слогам статью из энциклопедии на "П":

— «Пи-гма-ли-он из-ва-ял ста-ту-ю жен-щи-ны не-обык-но-вен-ной кра-со-ты и на-звал ее Га-ла-те-ей». А мой называл меня Машкой. Я, говорит, свою Машку слепил за три дня и за три тысячи.

Коробейников боялся дышать, это был не сон.

— Не плачь, Маша, — отвечал ей необыкновенный мужской бас. — Я твоего деятеля найду и прихлопну, как муху.

— Не надо тут никого хлопать, а надо отсюда удирать, — сказала третья тень в облегающем комбинезоне. — Надо отчаливать, пока не закончился фильм.

— Это точно, — вздохнул каменный шахтер. — Нет времени за ним

бегать. Подадимся на Донбасс.

— Нет! Только в Таврию! — строго ответил женский голос. — Там понимают искусство.

— Как хочешь, дорогая, — испугался шахтер. — В Таврию так в Таврию. Я только хотел сказать, дорогая, что на Донбассе…

— Уже дорогая… — ревниво перебил парень-ядерщик.

— Потом разберемся, кто кому дорогая! — прикрикнул женский голос. — Взломайте склад, возьмите там сапоги и плащ, надоело голой ходить. В библиотеке прихватите энциклопедию на "Т". Но осторожно, завхоз где-то здесь крутится. А я найду весла и якорь. А кувшин утоплю… не тащить же его в Таврию.

— И молоток утопи, — сказал шахтер.

— И эту рухлядь тоже, — сказал парень.

Две громадные тени вышли за ворота лодочкой станции и начали подниматься к санаторию. Коробейникова трясло: он представил, что будет, если ожившая Галатея войдет сейчас в будку за веслами.

Но женский силуэт с кувшином направился не к будке, а к морю. Это спасло завхоза. Галатея на берегу размахнулась и швырнула кувшин за волнорез, а Коробейников выбрался из будки и побежал в санаторий.

В санатории выли собаки от страха перед ожившими статуями. Коробейников мчался к летнему кинотеатру, ничего не соображая. Фантомас бушевал из последних сил. Материальный склад был уже взломан — Коробейников чувствовал это всеми фибрами своей завхозной души. Сейчас скульптуры лезли в библиотеку…

Где этот заслуженный деятель? Он один сможет остановить свою Галатею!

Народ уже выходил из кинотеатра. Там все закончилось благополучно — Фантомаса опять не поймали.

— Старика в берете не видел? С хвостиком? — спросил Коробейников у Бори, не пропускавшего ни одного фильма.

— А вон идет со старухой.

Заслуженный деятель искусств выходил из кинотеатра с молодой дамой и, что называется, вешал ей на уши лапшу. Она глядела ему в рот, а он рассказывал, как много у него врагов и соперников в творческом плане. Не дают работать. Ломают статуи. Им бы только заказ урвать. Везде завистники, под каждым кустом. В прошлом году, например, ему заказали скромный поясной бюст начальника книготорга. Надо было сразу лепить! Но пока достал глину, то-се… ни книг, ни торга, ни начальника. Заслуженный работник, кто бы мог подумать.

— Она ожила! — вскричал Коробейников, налетая на заслуженного деятеля и размахивая руками. — Быстрей! На пляж! Ваша Галатея ожила!

Заслуженный деятель внимательно оглядел Коробейникова, постучал пальцем по своему лбу и повернулся к даме.

Коробейников схватил его за куртку:

— Они собрались плыть в Таврию!

— Чего ты кричишь? — тихо сказал заслуженный деятель, вырываясь и оглядываясь. — Я завтра уезжаю в Брюссель на симпозиум, пусть себе оживает. Пусть что хочет, то и делает. Пусть ее вдребезги разобьют. Я работу сделал. Что я вам нанялся ее сторожить?