Галили
Шрифт:
Разумеется, все мои доводы были обыкновенными отговорками, и я попросту пытался найти повод, чтобы до лучших времен оттянуть тот страшный миг, когда мне придется вступить в большой мир. Я знал, Цезария неспроста так внезапно отправила меня в эту ссылку и, не дав мне возможности медлить, намеренно выставила под открытое небо.
Взирая на представший моим очам унылый пейзаж и оценивая безрадостную перспективу, открывавшуюся предо мной, я вдруг услышал шорох в кустах за своей спиной и, обернувшись,
— Мог бы быть и поблагодарней! — прорычал он, выплевывая изо рта листья и сопровождая свои слова гневным взглядом.
— За что? — удивился я.
Вместо ответа он поднял руки и показал мне два кожаных рюкзака, которые видали лучшие времена. Они были набиты так, что, казалось, вот-вот лопнут по швам.
— Я принес тебе кой-какие вещицы. В дороге могут пригодиться, — сказал он.
— Очень тебе благодарен.
Он швырнул мне меньший рюкзак. Тот оказался тяжелым, и от него исходил запах затхлости.
— Раскопал у себя очередной антиквариат? — полюбопытствовал я, увидев эмблему Конфедерации на клапане.
— Ну да, — признался он, — Я хранил их вместе с саблей. Я положил туда твой пистолет, немного денег, свежую сорочку и флягу бренди.
— А здесь что? — поинтересовался я, указывая на больший по размерам рюкзак.
— Еще кое-какая одежда. Пара ботинок, ну и сам знаешь что.
— Ты принес мою книгу, — улыбнулся я.
— Ну, конечно. Ведь знаю, сколько любви ты вложил в этот проклятый труд. Я завернул ее в старый выпуск «Звезд и решеток».
— Спасибо тебе, — поблагодарил его я, забирая второй рюкзак, который тоже был довольно увесистым, и вскоре мои плечи заставили меня пожалеть о своем многословии. Однако, заполучив рукопись, я обрадовался, как ребенок, которому вернули любимую игрушку.
— Ради моей книги тебе пришлось зайти в дом, — констатировал я. — Зная, как ты терпеть не можешь этого...
— Так было раньше, — оборвал меня он, отведя взгляд в сторону. — Но теперь там все по-другому. Звери гадят прямо на пол. Повсюду какие-то дамочки, — его лицо озарила шутливая улыбка. — Я уж думаю, может, мне тоже вернуться пожить в доме? Кое-кто из них, прямо скажем, что надо!
— Они лесбиянки, — предупредил я.
— Мне на это наплевать, — ответил он. — Они мне просто нравятся.
— Откуда ты узнал, где меня искать?
— Я слышал, как ты проходил мимо коптильни, разговаривая сам с собой.
— И о чем я говорил?
— Мне не удалось ничего разобрать. Когда я вышел из дома, ты просто шел вперед, как сомнамбула, и нес какой-то бред. Я сделал вывод,
— Ты имеешь в виду Цезарию?
Он кивнул.
— Помнится, так любил ее величать наш отец. Старая Повелительница Любви, вся изо льда и жимолости. Неужто ты никогда не слышал, чтобы он ее так называл?
— Нет, никогда.
— Хм. Ну, словом, я сделал вывод, что она решила от тебя избавиться. И подумал, что неплохо было бы что-нибудь прихватить тебе в дорогу.
— Спасибо. Ценю твое внимание, — моя откровенная благодарность несколько смутила Люмена.
— Ну да ладно... — сказал он, отплевываясь от прилипшего к уголку рта обрывка листка. — Ты всегда был ко мне добр, брат.
Наблюдая, как он выуживает листья из своей бороды, я задавал себе вопрос: не упустил ли я какой-нибудь важный штрих в исследовании этой семьи? И если он не был Паном и одновременно моим братом Дионисом, то...
Поймав себя на этом размышлении, я едва не завыл.
— В чем дело?
— Я до сих пор сочиняю эту проклятую книгу, — ответил я.
— Ты забудешь о ней, как только выберешься отсюда, — Люмен устремил задумчивый взгляд на раскинувшийся за моей спиной пейзаж.
Я вспомнил, как однажды он говорил, что ему нельзя возвращаться в большой мир, ибо это окончательно лишит его рассудка, но сейчас я видел, насколько сильно искушала его перспектива пуститься в данное путешествие, и потому решил взять на себя роль Мефистофеля.
— Хочешь составить мне компанию? — предложил я.
— Да, — пробасил он, не отводя взгляда от залитых солнцем холмов. — Хочу пойти с тобой. Но не пойду. По крайней мере, сейчас. У меня чертовски много дел, брат. Нужно вооружить всех этих дамочек.
— Вооружить?
— Да... если они тут останутся...
— Они не останутся.
— Мариетта сказала, что останутся.
— Правда?
— Она так сказала.
О господи, подумал я. Выходит, нашествие в конце концов состоялось, и «L'Enfant» пал, но не от рук Гири, а от стада лесбиянок.
— Помнишь, что ты обещал? — продолжал Люмен.
— Имеешь в виду твоих детей?
— Значит, помнишь.
— Конечно, помню.
Глаза у него просветлели, и он широко улыбнулся.
— Ты постараешься их разыскать.
— Я постараюсь их разыскать.
Неожиданно он приблизился ко мне и крепко обнял.
— Я знал, ты меня не подведешь, — он звучно чмокнул меня в щеку. — Я люблю тебя, Мэддокс. И хочу, чтобы моя любовь всегда была с тобой. Чтобы она хранила тебя в пути, — он еще сильней стиснул меня в объятиях. — Слышишь меня?
Я также попытался его обнять, хотя с двумя рюкзаками за спиной это не очень мне удалось.