Галопом по Европам. Каникулы 2020
Шрифт:
– Я английского современного языка в письменном виде не понимаю, – извиняющимся голосом проскрежетал мужчина, – я и денег бумажных не пойму. Вот, золотой, он и в Африке золотой, но почему я должен его поменять на бумажку, чтобы купить мяса, не пойму.
– Не надо золотой менять на бумажку! – встрепенулась женщина. – Неси его сюда, целее будет.
– А вот посмотри, – послышался стук, как будь–то, что-то поставили на стол, – у новенького в портфеле, какие-то деньги лежат.
Надо сказать, что разговор между неизвестными вёлся на двух языках. То есть женщина строго говорила на современном русском языке, с московским говором, правильно редуцируя первые гласные. А мужчина изъяснялся на жутком английском суржике с дикой примесью шотландского и ирландского диалектов. Я его понимал лишь потому, что в школе занимался углублённым изучением английского языка со всеми диалектами. Потом увлёкся каталанским и языком басков, что и привело меня к удалённому обучению в университете Андорры, это параллельно с армией и факультетом социологии университета Ломоносова. Всё папа оплатил и в армию сдал меня он же. Свёл с кем надо и тихо умер в двухэтажном домике под Шереметьево, когда тащил из машины реплику скульптуры «Нос» Юсуфова, подаренную автором театру Гоголя в Москве и изгнанной, оттуда Серебряковым. Папа стаскивал в дом списанные из театров по политическим мотивам реликвии. Например, в библиотеке его дома стоит бронзовая скульптура «Писающего мальчика» из кабинета Станиславского, но тогда она была чёрной. Папа поскрёб черноту и выяснил, что это сажа. Реставраторы хорошенько отмыли памятник, и он стал бронзовым. Происхождение мальчика неизвестно. Но папа надеялся, что это именно та копия, что стырил из Брюсселя Наполеон. А теперь и у меня собираются украсть украденные деньги.
Я открыл глаза и увидел стену могучей русской печи, а слева от неё монументальный стол, на котором лежал мой открытый кейс. На лавке лицом ко мне сидел мужик, одетый в зелёный с жёлтой подкладкой пиджак, зелёные, но более светлые брюки, белую сорочку с жёлтым галстуком-бабочкой, на ногах жёлтые же туфли. Морщинистое лицо старого шарпея посверкивало злыми зелёными глазками. Не смотря на обрамление длинных золотистых до медности волос, кожа лица тоже отсвечивала зеленоватыми разрезами морщин.
А женщину, стоящую с ним рядом не разглядел, но точно знал, что если скажет она мне убицца ап стену – убьюсь, с ликованием.
– Оп-па, вот оно и проснулось, – констатировал мужик, – слышь парень, сколько у тебя тут этих зелёненьких?
Я проигнорировал вопрос.
– На первый взгляд тут где-то сто пятьдесят тышь, – на глазок определила женщина.
– На мясо хватит? – спросил мужчина.
– Хватит, милый, хватит, – нежно проворковала женщина, – и на пиво хватит. Пойдём, касатик, я тебе самогонки для аппетита налью.
– Чего он молчит, – зелёный ткнул пальцем в мою сторону, – не уважает?
– А если бы тебя по башке стукнули горшком с золотом, – спросила женщина, – ты бы как себя вёл? Принудительная инициация.
– Да горшок-то лёгкий! – воскликнул мужик. – Там после разгрузки всего килограмм пять золота. А инициация, это да. Это серьёзно. Сразу в третий уровень, тяжело. Он же, – мужик, вставая из-за стола, снова ткнул в мою сторону пальцем, – на третье бревно избушки рукой опёрся, струйкой законтачил цепь с фундаментом, да ещё в лоб получил горшком леприкона. Это тяжело.
Неизвестные закрыли кейс с моими деньгами и, прихватив его с собой, вышли в дверь, из которой пахло тушёной капустой.
Я бывал в подобных ситуациях и знаю, что не права качать надо, а срочно делать ноги. Вот когда я вырвусь на свободу, тогда и посмотрим. Четырнадцать тонн золота означают, что ни я, ни куратор, никогда больше работать не будут. Да мы разнесём эту халупу по брёвнышку!
Поднявшись, я, исключительно для демонстрации доказательств, схватил со стола горшок с золотом и рванул в полуоткрытую дверь. На улицу.
Последнее, что я услышал, был скрипучий вопль, рыжего: – Он таки спёр мой горшок! Умора!
Разговор Славки с матерью. Швеция – Россия
На экране появились лица двух молоденьких девчонок – беленькой и черненькой. Черненькая вежливо поздоровалась. – Здравствуйте Виктория Павловна, – но ее перебила беленькая. – Привет, мама. Мне какие-то мужики снится стали. Ты говорила, что видела отца во сне ещё до вашего знакомства. Так имей в виду, что Че Гевара давно умер, а за ворюгу московского я не пойду. Времени мало так что, по делу.
В Дании мы вербанули десять шлюх с Украины типа «надоело, хотим завязать» и на самолёте дернули в Стокгольм. К 10 часам утра купили экскурсию в местный Парламент и уже к половине одиннадцатого Маслова и компания приковались цепями к деревьям на парламентском дворе. Растянули плакат «Спасите женщин» на английском языке. Между деревьев, подстриженных кубиками, это смотрелось красиво. Туда же Эллка пригнала телевидение и журналюг. При виде мастеров пера шлюхи дружно зарыдали, а Маслова начала вещать. Но тут произошел облом. Местные только на шведском языке говорят. Пришлось Эллке поработать переводчиком с ломанного, укро-английского на ломанный шведский.
Конец ознакомительного фрагмента.