Галопом по Европам
Шрифт:
– Колючий!!! Братан!!! Ну, за Перл Харбор! – прокричал скунс и выскочил вслед за другом.
– Не ожидал от Вонючки Сэма такого самопожертвования, – прокряхтел кенгуру, вцепившись в борт гондолы.
– Да, паренек проявил смелость, – согласился медведь.
Михайло Ломоносычу было труднее всех удержаться в корзине: он хоть и сильный, но все-таки тяжелый. Лисена схватила Серегу за хвост зубами. Волк огрызнулся:
– Пр-р-рочь!
Шар вновь стал стремительно терять высоту.
– Мы иметь выбрасывать балласт? –
– Не трави душу, давно все выкинули, – ответил кенгуру. – Вот и Колючего с Парфюмером потеряли, а все равно не помогает.
– Они легкие, – борясь с дурнотой, буркнул Серега.
– Ладно, друзья, – тихо промолвил Михайло, но отчего-то его было прекрасно слышно. – Я тут самый старший и самый тяжелый. Удачи вам.
– Михайло! – не по лисьи пискнула Лисена.
Поздно – медведь отпустил лапы и выскользнул из накрененной корзины.
Снизу раздался треск ветвей. Шар резко взмыл над кронами деревьев.
– Он настоящий герой, – сказал Гуру Кен.
– Меня есть восхищать потрясающее самопожертвование, который иметь русский! – добавил Петер.
Ман-Кей затараторил:
– Да, это так, йо, реальные герои! И их не один, не двое, не трое…
– Помолчи, – взмолился волк.
Шимпанзе заволновался, завертелся, вися на одной руке. В другой он все еще сжимал петуха.
– Эй, эй, эй! – заволновался Петер. – Не крутить! Я есть плохо!
– Не говорите о еде… – попросил Серега, которому стало еще хуже от беспрерывной болтанки и изменений высоты.
Ман-Кей рассмеялся, и рука сорвалась. Шимпанзе покатился к краю борта. Он выпустил петуха из лапы, попытался зацепиться за Лисену, потом за Гуру Кена, наконец, за борт, но тщетно. С удивленным «йо?!» Ман-Кей исчез из поля зрения остальных зверей.
– Недаром говорят, что один раз и обезьяна с пальмы падает, – грустно прокомментировала лиса.
– Тут близко до ветвей. Наш друг не расшибется, – уверенно сказал кенгуру. – А вот мы не такие ловкие…
Воздушный шар совсем потерял форму, и гондола снова принялась чертить по листве, погружаясь глубже и глубже. Ветер не ослабевал, скорость полета не снижалась. Ветви хлестали по бортам. Перепало и Гуру Кену.
– Ай! – Кенгуру прижался ко дну, помогая Петеру, которому нечем было держаться.
– Быстрей бы уж… – промолвил Серега.
Корзина ударилась о крепкую ветку. Кенгуру вылетел, будто тяжелый снаряд, и с диким хрустом пошел вниз. Петух чудом остался в гондоле.
Шар двигался дальше, в который раз вынырнув из листвяного моря. Лисена, Серега и Петер не говорили ни слова. Деревья вдруг кончились. Внизу темнела и чуть бликовала вода.
– Озеро, – оценила лиса. – Надо прыгать. Иначе расшибемся. Правда, Серега?
– Расшибемся, – подтвердил волк.
– Я не иметь умений плавай! – всполошился Петер.
Лисена разозлилась.
– Послушайте себя! Один сложил лапки и готов сдохнуть, второй забыл, что он птица. Петер, голуба моя, лети! Маши крыльями. Что еще от тебя требуется? А тебе, серый, стыдно…
И тут, как на заказ, порвалась очередная стропа. Лисена, увлеченная пламенной речью, вдруг кувыркнулась и растворилась в темноте. Волк закрыл глаза, а петух неожиданно для себя самого захлопал крыльями, разбежался и полетел! Он отчаянно лупил крыльями воздух, спеша на помощь лисе.
– Дурак, но зато благородный, – мрачно выдавил Серега и стал ждать момента, когда корзина наконец-то встретится с землей.
Колючий мячиком провалился сквозь листья, прокатился по веткам, пару раз ударился об особо толстые. Затем препятствия, тормозившие его скоростной спуск, внезапно закончились. Еж пролетел метра три, упал в траву, прокатился немного, замедлился и остановился.
– Пф-ф-ф!.. – Колючий развернулся, расслабив лапки и спину, прижался брюшком к холодной и сырой земле.
Ему было больно, тошно, но помогло умение группироваться.
Где-то впереди послышались глухие удары, треск и вскрики:
– Оу!.. Ай!.. У!.. Йах-ху!.. Ой!
Затем на землю что-то плюхнулось. Еж почувствовал вибрацию и услышал звук.
– Я гражданин суверенной страны… – проныл упавший.
– Вонючка! – обрадовался Колючий.
Он хотел было вскочить на лапки и побежать к другу, но стоило ежу дернуться, как тело пронзила боль.
– Блин!
Послышался противный голосок скунса:
– Колючий… Сколько можно повторять? Я не Вонючка. Я обижаюсь на эту кличку. Меня зовут Парфюмер. Пар-фю-мер. Ясно?
– Ясно-ясно, – простонал еж. – Ты сам-то как в целом?
– В целом? – Скунс вымученно захихикал. – Я бы не стал говорить о целом. Я чувствую себя как пятьдесят североамериканских штатов до их объединения.
– Значит, ты – развалина. Привет, коллега.
Колючий с трудом поднялся на лапки и, превозмогая ломоту, побрел туда, откуда доносился голос Вонючки:
– Дружище, ты хоть представляешь, что мы совсем одни? Наши так называемые партнеры полетели дальше.
– Знаешь, Сэм, иногда ты ведешь себя как форменный кретин, – пробурчал еж.
– Ты хочешь войти в конфронтацию? – вскинулся было скунс, но боль быстро прижала его гордую мордашку к земле.
– Я хочу, чтобы ты не думал, что являешься пупом земли. Мы с тобой еще легко отделались. А представь упавшего с неба Михайло. Шар далеко не улетит. Все наши друзья рано или поздно свалятся, как и мы.
Парфюмер помолчал.
– Да, – сказал он наконец. – Понимаю. Что будем делать?
Еж выбрел на маленькую полянку, где заприметил в темноте полосатую фигуру друга. Сэм валялся, распластанный по траве, но роскошный хвост, похожий на распухший жезл регулировщика, на всякий случай торчал вверх.