Галоша для дальнего плавания
Шрифт:
Я поставила тарелку на стол, и через наши головы к ней тут же потянулся самый высокий из парней. Своей длинной клешней он нацелился на мою конфету. Но не тут-то было. Я довольно чувствительно ударила его по руке и тут же всем весом наступила ему на ногу. Парень охнул и отскочил от стола, ему стало не до конфеты.
– Теперь с тобой, – сказала я лысому, пренебрежительно окидывая взглядом его драные джинсы. – Не холодно? Яйца не отморозишь? Или они тебе не нужны? – Я указала глазами на серьгу в его ухе.
Где там носят эти голубые серьгу, в каком ухе, в левом или правом, мне без разницы, права я была или не права насчет лысого, но он, кажется, обиделся. Во всяком случае, очень удивился – похоже, впервые получил отпор.
– А теперь, козлы, срочно отвалите от нее как можно дальше! – сурово сказала я. – Ты, голодный, булочку можешь доесть, если уж совсем обнищал, я Маше еще куплю.
– Ребята, – очнулся чернявый, – что она себе позволяет?
Быстрым движением я схватила его за волосы и дернула изо всех сил. Волосы выдержали – крепкие, густые, зато у парня чуть искры из глаз не посыпались.
– А тебя, гаденыш, отдельно предупреждаю, – прошипела я, – чтобы близко возле Маши не видела. Иначе будешь иметь дело со мной! Понял или повторить еще раз?
Напоследок я еще сильнее дернула его за волосы.
– Девочки, ваши бутерброды готовы! – крикнула буфетчица от стойки. – А для тебя, Силиконов, у меня вчерашние булочки есть, так и быть, даром отдам, если ты такой голодный!
Оказывается, она все слышала. И подмигнула мне, подавая горячие бутерброды.
– Чего они к тебе прицепились? – поинтересовалась я, когда вся компания позорно ретировалась.
Маша молча пожала плечами.
– Ты что, подальше послать их не могла?
– У нас так не принято… – прошелестела она.
– Чего? – Я едва не подавилась ветчиной. – Не принято подонков на место ставить?
– Они не подонки, а интеллектуалы, – высказалась Маша, – у них свой образ мыслей. Этот Силиконов – вообще гений, он такую работу написал о влиянии иранской миниатюры на развитие русской иконописи, что все ахнули!
– Не знаю, может, он и гений, – в сомнении ответила я, – но по поведению полный урод и хам. Видят, что ты, как треска вареная, не можешь их отшить, они и лезут.
Маша молчала, подавленно глядя в тарелку.
– Ладно, – опомнилась я, – мы от темы отвлеклись. Давай-ка ты мне подробненько расскажешь о своем кулоне, как он выглядел и, самое главное, откуда он у тебя взялся.
Понадобилось впихнуть в нее бутерброд и мою шоколадную конфету, чтобы у этой несчастной появились силы для рассказа.
Маша Галкина жила вместе с матерью, отца у нее никогда не было. Откровенно говоря, в детстве она и маму не помнит – та всегда работала, возвращалась домой очень поздно. Машу воспитывала бабушка, но не родная, а двоюродная, мамина тетка. Тетка эта жила отдельно, но приезжала каждый день, если Маша болела или в садике был карантин. В остальное время Маша допоздна сидела в садике, в полутемной комнате – в группе гасили свет для экономии электричества. Дежурная воспитательница сердилась на Машину маму, что та приходит позже всех, но высказать ей свои претензии боялась – мама могла так отбрить, что закачаешься, да еще и директрисе нажаловаться.
С мамой вообще люди старались как можно меньше общаться – их отпугивали ее колючий взгляд и суровое выражение лица.
Вечерами мама с Машей почти не разговаривали – мама раз и навсегда объяснила дочери, что она много и тяжело работает, дома ей нужно хоть немного отдохнуть и чтобы Маша не лезла к ней со всякой ерундой.
Так что Маша с малых лет привыкла занимать себя сама. Она вообще росла тихой, послушной девочкой, робкой и незаметной.
Однако лет в пять все же поинтересовалась, где ее папа и почему она его никогда не видела. Вопрос этот она решилась задать бабушке. Та расстроилась, погладила ее по голове и купила внеочередное мороженое. Но Маша не отставала, тогда бабушка посоветовала обратиться к маме.
– Что я, крайняя, в самом деле! – говорила бабушка по телефону своей близкой подруге тете Вале. – Сама напортачила, сама пускай и отдувается! А я тут при чем, как я ребенку все объясню?
Маша тогда не поняла, что значит «напортачить», но вечером за ужином выпалила, дивясь собственной смелости:
– Где мой папа?
Мама вздрогнула и выронила вилку. И долго искала ее под столом. А когда снова села на стул, то взгляд был такой же, как всегда, – холодный и колючий.
– У тебя его нет! – отрезала мать и налила себе чаю.
– Так не бывает! – Маша вспомнила, как в садике Танька Соловьева стремглав несется к синей машине, откуда машет ей светловолосый кудрявый дядя, как другой дядя, постарше, с седыми висками, ждет Димку Крутикова и при встрече подбрасывает его высоко в воздух. Даже у толстого картавого Кольки Голубца есть папа – маленький, кривоногий, от которого противно пахнет, а воспитательница ругается и говорит, чтобы не приходил за ребенком пьяный.
– Так не бывает, – повторила Маша, как могла твердо, – у всех детей есть папы.
– Он с нами не живет, – мама говорила, почти не разжимая губ.
– Почему? – Маша уже перестала удивляться своей смелости.
– Потому что он нас бросил! – Мама повысила голос. – Он нам не нужен, мы прекрасно проживем и без него! И чтобы больше я не слышала от тебя никаких разговоров на эту тему!
Когда мама повышает голос, лучше с ней не спорить, эту истину Маша усвоила с пеленок. Ужин закончился в полном молчании, Маша даже, давясь, доела ненавистные резиновые сосиски.
У бабушки все было очень вкусно, она пекла румяные пироги с капустой, жарила замечательные блинчики с яблоками, Маше очень нравилось заворачивать их аккуратными треугольничками. Иногда они с бабушкой вместе пекли песочное печенье – бабушка раскатывала тесто, а Маша формочками вырезала из него различные фигурки. Еще ей очень нравились слоеные пирожки с мясом – крошечные, на один укус, смеялась бабушка.
Дома же вечно были сосиски, даже в выходной, мама повторяла, что ей некогда готовить для Маши разносолы.
О папе они больше не говорили, но Маша много про него думала. И сумела вызвать в душе одно воспоминание: сильные мужские руки поднимают ее в воздух, она прижимается к слегка колючей щеке, а земля где-то далеко внизу.
Возможно, это и был папа? И что значит – бросил? Взял на руки и бросил вниз? Маша такого не помнит, хотя, если падать с такой высоты, было бы больно. Вон позавчера она споткнулась и расшибла коленку, мама еще очень рассердилась, потому что пришлось возвращаться, чтобы переодеть рейтузы, так коленка болит до сих пор…