Гамсун. Мистерия жизни
Шрифт:
Роландсен – первый из героев Гамсуна, который становится благополучным, ибо он в состоянии изменить свою жизнь.
«Побеждают у Гамсуна всегда те, в ком есть напор, жизненная энергия. Такие, как Роландсен, неунывающий, неутомимый, вездесущий прожектер. Как Элиза Мак, которая незаметно подыгрывает ему, – пишет Э. Л. Панкратова, переводчик романа „Мечтатели“ на русский язык. – Роландсена называют Эспеном Аскеладдом (герой норвежских сказок, Золушка мужского рода, кое в чем похожий на Иванушку-дурачка), который получил „полкоролевства и принцессу в придачу“, но у Роландсена удача –
Интересен и тот факт, что Гамсун продолжает писать о персонажах, уже так или иначе знакомых читателю его романов. Главная героиня «Мечтателей» Элиза Мак – дочь брата Фердинанда Мака, главного врага Глана из «Пана».
В целом же роман по стилю можно сравнить с книгами Марка Твена, озорными и насмешливыми, легкими и игривыми.
* * *
В 1905 году выходит третий сборник рассказов Гамсуна – «Бурная жизнь» (другой вариант названия на русском языке – «Борющаяся жизнь»). В него вошли новеллы самого разного характера – от иронических до драматических и даже трагических. В центре внимания автора почти всегда оказываются внутренние переживания героев, непредсказуемость и противоречивость людских поступков, неадекватная реакция загнанного в угол человека.
Гамсун в очередной раз доказал своим оппонентам, что ему подвластен любой жанр литературы, и даже буквально в нескольких строчках он умудряется рассказать о большом, по времени, этапе насыщенной жизни души, как, например, это происходит в новелле «Кольцо»:
«Я видел однажды в обществе влюбленную молодую женщину. Ее глаза были синими и блестящими, как никогда ранее, и она никак не могла скрыть своих чувств. Кого любила она? Того молодого господина, там у окна, хозяйского сына, человека в мундире и с львиным голосом. И, Боже мой, с какой любовью смотрели ее глаза на молодого человека, и как беспокойно двигалась она на стуле!
Когда мы ночью возвращались домой, я сказал ей, потому что я так хорошо знал ее:
– Какая ясная, какая чудесная погода! Тебе было весело сегодня вечером? – И чтобы предупредить ее желание, я снял свое обручальное кольцо с пальца и сказал еще: – Посмотри, твое кольцо сделалось мне тесно, оно жмет мне. Что, если ты дашь его расширить?
Она протянула руку и прошептала:
– Дай мне его, его можно будет расширить.
И я отдал ей кольцо.
Месяц спустя я встретился с нею вновь. Я хотел было спросить ее о кольце, но не спросил. Время терпит, подумал я, не надо ее торопить, пусть пройдет еще месяц.
Тут она говорит, опустив глаза:
– Да, правда, – кольцо. Такая беда, я его запрятала куда-то, я его потеряла. – И она ждет моего ответа. – Ты не сердишься на меня за это? – спрашивает она с беспокойством.
– Нет, – ответил я.
И, Боже мой, с каким легким сердцем ушла она, потому что я не сердился на нее за это!
Так прошел целый год. Я снова вернулся к старым местам и шел однажды вечером по знакомой, такой знакомой мне дороге.
И вот мне навстречу идет она, и глаза у нее еще более синие и еще более блестящие; только рот ее стал такой большой и губы побледнели.
Она воскликнула еще издали:
– Вот твое кольцо, твое обручальное кольцо! Я нашла его снова, мой любимый, и отдала его расширить. Теперь оно больше не будет тебе жать.
Я посмотрел на покинутую женщину, на ее большой рот и бледные губы. И посмотрел на кольцо.
– Ах, – сказал я и поклонился ей низко-низко, – как не везет нам с этим кольцом. Теперь оно стало мне слишком просторно» [111] .
* * *
Книги выходили, Гамсун работал и по-прежнему кутил напропалую.
111
Пер. с норв. К. Бальмонта.
Иногда его шокировали собственные выходки. В 1904 году он пишет другу, что безобразно вел себя и ему страшно стыдно, ведь «устраивать семинедельный загул – это чистой воды свинство».
О неудавшейся семейной жизни писателя знали не только близкие и друзья, но практически все жители Кристиании.
Так, в 1903 году Гюстав Вигеланн работал над бюстом Гамсуна. Писатель был не особо усердной моделью, но все-таки «прогуливать» сеансы не «прогуливал». И вот однажды на назначенную встречу он не явился. У нас остались воспоминания Ингер Сивертсен, секретаря Вигеланна, которая писала:
«Когда 15 апреля Гамсун не явился в студию, Вигеланн пришел в ярость. Он послал меня с запиской на Терезесгате, где в то время жила первая жена писателя. Она ответила мне, что не видела своего мужа уже несколько дней! Когда Гамсун 16 апреля наконец явился в ателье к Вигеланну, тот рассказал ему о словах жены. Гамсун же отвечал, что, когда ему нужно поменять белье, он посылает мальчишку за чистой рубашкой на Терезесгате, а затем переодевается в туалете в кабачке. Он был ужасной моделью! Каждый день навеселе, а иногда и очень пьян! Удивительно, что его бюст удался!»
Казалось, Гамсуну было уже наплевать на Бергльот. Позже он признавался в письме Марии, второй своей жене, что никогда не любил Бергльот и четыре прожитых года были настоящим мучением, ввергшим его в депрессию.
Так ли это и был ли искренен Гамсун, когда писал второй жене о первой, мы не знаем, но совершенно очевидно, что первый брак его не удался. Он ничего не хотел о нем знать или помнить. В ответ на анкету, присланную Лангеном, которую надо было заполнить для издательских нужд, Гамсун пишет, что не «помнит года своей свадьбы» и «лучше спросить об этом мою жену».
Изменял ли Кнут Бергльот, тоже неизвестно. Сам он писал Марии, что изменил в первом браке только один раз – в 1904 году в Дании и это было страшно унизительно и неприятно. Он не называет имени женщины, просто говорит, что «изменил не жене, а самому себе».
Но уходить от жены он долгое время никак не решался – и даже купил и начал строить дом в Дрёбаке. Эскиз дома и все необходимые чертежи и расчеты Гамсун сделал собственноручно, сам же он и наблюдал за строительством, практически никуда не отлучаясь из города.