Гангутское сражение. Морская сила
Шрифт:
— Так и должно быть, знамо, попались на наживку, — потирал руки адмирал. — Наблюдайте за шведами на море, они скоро с якорей снимутся.
Через два дня шведская эскадра начала переходить в Копорский залив. Апраксин вызвал Фразера и Бахметьева:
— Нынче мы в авантаже, надобно не упустить случай. Обложим Либекера на видимости. Когда он половину войск увезет, почнем его кусать. Шведы запаникуют, а там мы их и добьем. Малой кровью викторию добудем.
И здесь опять Апраксин переиграл шведского генерала. Когда большая часть шведов перебралась на корабли, началась паника. Охранение поняло свою обреченность и разбежалось по окрестным лесам.
Русские гренадеры вломились в центр лагеря, крушили все на своем пути штыками. Впереди бежал поручик Наум Сенявин:
— Ура-а, братцы! Бей шведа!
Свою бригантину он поставил на ремонт и отпросился у Боциса на берегу «помять бока шведу». Во время атаки шальная пуля прострелила ему ногу, но поручик не покинул поля сражения, колол шпагой неприятеля направо и налево…
Дело довершили драгуны — ударили с фланга из перелеска. Сначала шведы отбивались отчаянно, потом одна половина кинулась к переполненным шлюпкам, другая бросилась в лесную чащу. Атаке мешали тысячи трупов лошадей, убитых по приказу Либекера. А шведов полегло на копорском берегу больше тысячи, две сотни попали в плен.
— На море шведы обожглись, более не сунутся, — сказал Апраксин, глядя вслед поспешно снимающейся с якорей неприятельской эскадре. — Авось и по сухопутью дороги им будут заказаны…
Из журнала Наума Сенявина:
«Октября в 16 день г. адмирал был под Сиокиною мызою для провожания генерала Либекера. Он, шведский генерал, уехал на флот свой, а на позициях оставил майора и с ним с лишним 1000 человек, которых мы шпагами взяли. Я на той баталии был у гренадерской роты за капитана и ранен был в правую ногу. У нас на той баталии убито: подполковник Грос, майор Озеров, 6 человек капитанов и несколько солдат».
Год 1708 выдался для русского оружия победным и на море, и на суше. Радовался от души царь. Под его началом у деревни Лесной русские полки взяли верх над непобедимой армией Карла XII. «Сия победа может первая назваться, понеже над регулярным войском никогда такой не бывало, к тому же еще гораздо меньшим числом будучи перед неприятелем». А в письме Апраксину царь откровенно признал, что нашим войскам помогла и укрыла в нужный момент русская, богатая лесами природа. «Ежели бы не лес, то б оные выиграли, понеже их 6 тысяч больше было нас».
За победу под Лесной награждали скромной медалью «Достойному достойное».
Адмирала царь чествовал — впервые среди своих полководцев — именной медалью. Вызвал к себе гравера, набросал сказ:
— Изобразишь на одной стороне персону адмирала Апраксина, с другой гравируй корабли флота, надпись такую отчеканишь. — Петр протянул граверу лист: — Читай!
— «Адмирал Ф. М. Апраксин, храня сие не спит, лучше смерть, а не неверность».
Как положено, медаль торжественно «обмывали». Одной медалью дело не обошлось. «За храбрые поступки, учиненные в Ингрии и Естландии против неприятеля, пожалован графом и чином действительного тайного советника». Третьим русским графом, вслед за Шереметевым и Меншиковым, стал Апраксин. В отличие от Шереметева и Меншикова, адмирал не выпрашивал милости материальные. Но накануне Рождества вышел указ: «По высочайшему повелению положено производить ему, Апраксину, жалование наравне с генерал-фельдмаршалом 7000 рублей в год».
По Табели о рангах генерал-фельдмаршал равнялся с генерал-адмиралом. В письмах царь называл Апраксина то адмиралом, то генералом.
Сам Федор Матвеевич предпочитал называться адмиралом. Но официально за ним до конца дней утвердилось прозвание генерал-адмирала.
Восьмой год тянулось противостояние России и Швеции. Поначалу сильнейшая европейская армия шведов довольно легко принуждала к повиновению и заставляла смиренно склонять голову поочередно королей Дании и Речи Посполитой.
После разгрома русской армии под Нарвой, распоряжаясь, как в своей вотчине, в центре Европы, шведский король в своих мыслях не упускал из виду главную цель противоборства с восточным соседом — поставить на колени царя Петра, стать полновластным хозяином не только в прилегающих к Балтике землях, но покончить навсегда с угрозой, исходящей от «московитов».
Вторгнувшись в пределы России, Карл не расстался с мечтой на своем лихом скакуне гарцевать в Кремле. Правда, уже первые версты по русской земле показали, что путь усеян не розами, а шипами, русские не скрывают ненависти к пришельцам. И здесь король беспощаден: «Жители, которые хоть сколько-нибудь находятся в подозрении, что оказались нам неверны, должны быть повешены тотчас, хотя улики были бы и неполны, для того, чтобы все убедились со страхом и ужасом, что мы не щадим даже ребенка в колыбели». Потому-то и отказался Карл двигаться к желанной цели — Москве — прямиком, а сподручнее через привальные степи Украины, где его давно ждет гетман Мазепа и запорожские казаки…
Но и на этом шляхе за ним зорко присматривает из-за горизонта царь Петр. Когда Либекер в смертельной тоске, паникуя, уносил ноги из Ингрии, поднимаясь по трапу на корабль Анкерштерна, королю доложили, что неподалеку у деревни Раевки замечен какой-то русский отряд.
— Ах, так! — Самоуверенный король приказал немедля отрядить кавалерию и рассеять русских.
Но вскоре ему доложили, что русская конница опрокинула его кавалеристов.
Кровь закипела в жилах шведского вояки. Во главе отборного полка Остроготского он сам решил проучить русских.
Увы, передовой эскадрон был изрублен русскими кавалеристами, а сам король оказался на земле, отбиваясь саблей в облаке пыли и порохового дыма от наседавших русских. Его выручил подоспевший второй эскадрон, но и его постигла участь предыдущего. Наконец на помощь поспешили новые войска во главе с генералами Хордом и Резеншерном. Короля едва вырвали из окружения, но на поле боя оба генерала нашли смерть…
А король, как обычно, не смущался. Что значит для него потерять несколько сот солдат и даже генералов? Зато впереди победные схватки с царем Петром, где шведы наверстают все упущенное.
И все же бодрое умонастроение короля витало лишь в его ближайшем генеральском окружении… Даже граф Пипер, еще недавно твердивший о победоносном завершении войны в Москве, заговорил иначе:
— Ваше величество, за минувшие годы вы совершили великие деяния. До сей поры наши солдаты сражаются с радостью за своего короля. Но никто не даст гарантии, что ждет нас в России. Это дикая, опустошенная страна, не Европа. Первые неудачи могут сломить боевой дух солдат.
— Что же вы предлагаете? — раздраженно спросил король, бросая недовольные взгляды на пастора Надберга, который явно был на стороне Пипера.