Гангутское сражение. Морская сила
Шрифт:
По первому делу судьи также определили вину всех обвиняемых.
«Вице-адмирал многажды в своих очистительных письмах писал, что он ничего по морскому обычаю не пренебрег, но все чинил, как искусный морской человек… но оный во многом явился неисполнителен своей должности: не надлежало было, чтоб ордера давать за рюмками… Второе, будучи в погоне за неприятелем… на консилии письменной о погоне и повороте написано было, чтобы гнать до вечера и поворотить к Ревелю, и важное слово „абордирование“ не упомянуто; ниже то написано, чтоб всяк, как возможно, неприятеля атаковал. Третье: видел господин вице-адмирал, что офицеры долгое время в бою и не абордируют (и видел, что позитив-ордера нет)… то для чего не делал сигнала, хотя и чрезвычайно? Четвертое: когда сел его корабль на мель, то для чего не перешел на другой корабль…»
Бесспорно была доказана вина и остальных подсудимых. Меру наказания судьи определили самую жестокую.
«Вице-адмирала Корнелия Крюйса за его преступления в неисполнении своей должности… наказать смертью.
Капитан-командора Шелтинга, который достоин был жестокого наказания, но понеже на то ордера не имел, того ради от жестокого наказания избавляется, но осуждается быть в молодших капитанах.
Капитан-командора Рейса за неисполнение его должности… расстрелять. Капитана Дегрюйтера за незнание его дела выбить из сей земли абшиту.
При Петербурге. В 22 день января 1714 года».
В тот же день, 22 января, поутру, привели перед собранием судей всех обвиняемых, за караулом, и сентенция прочтена им публично. Затем объявлена монаршая милость: Крюйса «взять чин», послать в Тобольск; Рейса привязать с завязанными глазами к позорному столбу и приготовить к расстрелянию, а потом сослать в Сибирь; с Шелтингом и Дегрюйте-ром велено было «поступать по приговору».
Петр смягчил кару первым двум обвиняемым.
После суда имел долгий разговор с Апраксиным.
— Суд сей должен не токмо наказать обвиняемых, но и другим иноземным служакам быть для острастки. — Петр перевел дух: — Флот у России, Федор, образовался, но худо, распорядиться им некому, нет достатка командиров и флагманов. — Вдруг вспомнил — Досада великая: выследили-таки шведы, пленили «Болинбрук». Команда там аглицкие да голландцы. Тыщи по ветру пускаем.
Отпуская Апраксина, царь распорядился собрать военный совет:
— Вишь, год кончается, надобно не мешкать. Собирай генералов и флагманов.
На совете Петр был краток:
— Нынче Финское княжество под нашей пятой, а генеральная задумка на швецком берегу. До них морем плыть, а флот Карла ныне силен, преграда нам. — Петр остановился на мгновение. — Жаль, генерал-адмирал, осенью брандеров не было под рукой в Твере-мине. Лилье кучей стоял у Гангута, спалить их эскадру было в самый раз.
Апраксин добродушно заметил:
— Тепереча, государь, и наш флот силу набирает,
— Верно, генерал-адмирал, — ухмыльнулся царь, — в Ревеле скоро линейных кораблей десяток наберется, Салтыков грозится еще прислать. — С лица Петра исчезла ухмылка. — На доброй половине судов недобор экипажей великий, паруса ставить некому, пушки ворочаться без канониров не станут.
Петр зашагал по комнате, посасывая потухшую трубку:
— Нам-то флот на ходу завтра потребен, кланяться будем помощи королю дацкому…
Выслушав Апраксина, Голицына, реплики остальных, царь высказал главное:
— Стержень для всего нашего флота — галерные эскадры. Здесь мы превосходим шведа. Покуда оные дремлют, в зиму галерные суда надраить, солдат к абордажному бою настропалить, гребцов подобрать проворных.
Глубокой осенью Долгоруков получил предписание от царя договориться с королем о присылке весной в Финский залив датской эскадры. К берегам Швеции «через Аландсгаф, где никоими мерами от больших пройти невозможно, ибо на многие мили чисто, нигде островов нет, а мы большими кораблями не сильны, только имеем 11 линейных кораблей, и из тех иные по нужде годятся, понеже имеют меньше 50 пушек…» — так прописал Петр задание послу в Дании.
Долгоруков не мешкая начал переговоры, но вскоре понял, что без денег не обойтись.
Датский канцлер довольно прозрачно намекнул:
— Без субсидии России мы не сможем вооружить флот, для этого необходимо полмиллиона ефимок, провиант, парусина, пенька и порох.
«Сколь мерзко, нагло канцлер говорит, — соображал посол, — государь немало этих ефимок королю выдал, а толку мало».
Царь тоже возмутился и передал Гавриле Головкину:
— Не помышляет ли Фредерик с нас деньгу взять, а потом мир с Карлом учинить?
В Копенгаген Петр сообщил, что субсидию Фредерик получит по прибытии датского флота в воды Финского залива.
Поджав губы, канцлер передал ответ Фредерика:
— Его величество послать флот не может. А на что деньги будут издержаны, его величество ответ держать не будет…
Итак, помощь союзника растаяла как дым. Видимо, осталась надежда только на свои силы.
Но Долгоруков и Куракин сообщают о смуте в шведском королевстве. В сенате поговаривают о замирении с царем. А нешто? Прибалтика и Финляндия покорены, море отвоевано у шведов. Правда, аглицкие и голландские купцы остерегаются торговать через Балтику. Ан мы их заставим. Пускай столкнутся мордами аглицкие и голландские со шведскими, авось поумнеют. Перестанут шуры-муры за моей спиной водить.
Немного погодя вызвал канцлера Гаврилу Головкина:
— Сочиняй указ купцам нашим: «Отныне повелеваем лес и всякие поделки из оного, пеньку, смолу и прочие для корабельного строения изделия из Архангельского порта не возить, а токмо торговать из Лифляндии или Питербурха».
Головкин собрался уходить, но царь его остановил:
— Другой задел поразмысли. Надобно универсал наш через послов иноземных переслать к шведскому сенату. Брат Карл до сей поры замирения не желает, так мы поведаем шведскому люду о наших стремлениях.
После Рождества воззвание разослали русским послам. Вскоре «Универсал ко всей Свейской земле» через купцов и верных людей появился в Стокгольме.
Царь,
«…объявляя всю правду и несклонность короля к миру, призывает всех жителей королевства шведского выказать свою склонность к прекращению войны и, не теряя времени, понудить свое правительство к скорейшему заключению мира. Ежели же оное наше великое доброжелательство презрено будет и от того зло королевству шведскому от приближающегося воинского пламени произойдет, то сим объявлением перед Богом и светом будем оправданы».