Гардемарины, вперед! (1 и 2 части)
Шрифт:
Когда в кабинет вошел Белов и почтительно замер у двери, вице-канцлер несколько поморщился — в такую минуту отрывать от дел! В этом испуганном, ярко одетом мальчике он увидел очередного просителя, которые, несмотря на бдительность Яковлева и на строгий запрет самого Бестужева, как-то просачивались сквозь плотно закрытую дверь. Сейчас эта фигура надломится, упадет на колени, и польется слезливый рассказ об отце, сложившем голову за государство, о безвинно пострадавших родственниках.
— Что тебе? — грозно крикнул вице-канцлер.
А мальчишка вдруг изящно переступил ногами, и где только русские франты учатся западной куртуазности, глубоко поклонился, выждал паузу и быстрым жестом вынул откуда-то из-под мышки туго спеленутый сверток. Ничего не объясняя, он снял со свертка лоскут материи, положил его на стол и почтительно отступил, опустив глаза в пол, словно остерегаясь подсматривать за вице-канцлером в столь важный момент.
Бестужев только мельком взглянул на сверток, и вся душа его рванулась к этим желтым от времени, пыльным, иззубренным по краям бумагам — он узнал их. Легкая дрожь, как в любовной истоме, ознобила спину — они, похищенные… вернулись к хозяину. Боже мой, неужели? Но откуда они у этого франта?
Словно ожидая ответа на этот немой вопрос, Бестужев поднял глаза, и посетитель сразу откликнулся ответным взглядом. Как насторожены и любопытны глаза у этого мальчишки! Бестужев нахмурился, и молодой человек, стараясь быть почтительным и скрыть неуемное любопытство, чуть сузил глаза, чуть прикрыл их веками, и складочка наметилась меж бровей, взрослая, умная складочка, которая никак не вязалась с по-детски пухлым ртом. И Бестужев понял, что этот юнец отлично понимает его состояние, знает, что он принес, и предлагает с этими бумагами себя в придачу.
— Кто ты? Род, звание?
— Курсант московской навигацкой школы Александр Белов, — звонко крикнул юнец, щелкнув, как констаньетами, каблуками модных с крупными пряжками туфель.
— Что хочешь за это? — Бестужев скосил глаза на лежавшие перед ним бумаги.
— Служить России, — также звонко крикнул Белов, еще больше вытянулся и добавил: — В лейб-гвардии… а также на дипломатическом поприще.
Вице-канцлер усмехнулся, у мальчишки губа не дура, и с неожиданным для себя удовольствием он увидел, что рука Белова, лежащая на эфесе шпаги, мелко дрожит. Бестужеву даже показалось, что он слышит, как учащенно бьется сердце под модным камзолом.
— Откуда у тебя эти бумаги?
— Они были у кавалера де Брильи и предназначались во Францию. Анастасия Ягужинская, родственница вашей милости, похитила их и передала мне.
— Почему она тебе их передала?
— В надежде иметь от вашего сиятельства помощь пострадавшей матери ее, а также в уповании, что ваша светлость и ее, Анастасию Ягужинскую, не оставите своей заботой.
— Где ты видел Ягужинскую?
— Был послан Лестоком в особняк на болотах для опознания кавалера де Брильи.
— А теперь расскажи все подробно и с самого начала. Белов был откровенен в своем рассказе, почти откровенен. Выслушав его, вице-канцлер долго молчал. Наконец снял с бумаг засаленную ленту, пробежал глазами по одному письму, по другому, потом рассеянно обвязал бумаги все той же лентой и спрятал в стол.
— К сохранению и передаче сего пакета, — Белов испытующе глянул на Бестужева, — причастны также друзья мои, — опять секундная пауза, — Корсак Алексей и Никита Оленев.
Нерешительность Саши была вызвана тем, что Никита накануне настойчиво внушал ему не называть вице-канцлеру их фамилий. «Нам от Бестужева ничего не надо.А ему нужны ли лишние свидетели в столь тайном деле?- твердил он. — Как бы не случилось лишних неприятностей!» Вице-канцлер, однако, рассеял опасливые сомнения.
— И все они курсанты навигацкой школы?- спросил он с неожиданной на его сером лице улыбкой, благодушной и чуть задорной, не иначе как собственная молодость промелькнула перед ним вдруг яркой кометой.
— Точно так.
— Значит, не зря государь наш Петр основал сию школу,- сказал он уже серьезно. — Ты достоин лейб-гвардии. А девице Ягужинской передай…
— Как же я передам?- воскликнул Саша, перебивая сиятельного собеседника. — Она же в Париже…
— Съездишь в Париж. Дело молодое… Мы и поручение тебе припасем для русской миссии. Отдохнешь от лестокова любопытства.
Саше хотелось колесом пройтись по комнате, крикнуть чтонибудь в голос, он даже взмок от невозможности выплеснуть радость и прошептал размягченно:
— О, ваша светлость!… Я передам Ягужинской все, что вы пожелаете…
— Пусть возвращается в Россию. Будет жить на деньги, завещанные ей отцом — прокурором Павлом Ягужинским.
Когда за взъерошенным, хмельным от счастья молодым человеком закрылась дверь, Бестужев подумал со вздохом: «Что ни говори, но творить добрые дела весьма сладостно. Жаль только, что редко злая судьба шлет нам сию возможность…»
24
— Никита Григорьевич, проснитесь! Князь Григорий Ильич из Киева вернуться изволили.
Никита промычал что-то, не открывая глаз, и сунул голову под подушку. Степан принес лохань для умывания, поставил на рукомой. От воды валил пар. Лука величественно кивнул. Пока дармоеда Гаврилы дома нет, можно барину и теплой водой умыться.
— Батюшка ваш письмо прислать изволил. — Лука осторожно дотронулся до плеча Никиты. — А на словах передали, что ожидают вас к завтраку.
Когда смысл последних слов достиг понимания Никиты, он проворно вскочил.
— Гаври-и-ла! — крикнул он во весь голос, но встретив укоризненный взгляд дворецкого, рассмеялся. — Ах, да… Я со сна ошалел совсем.
Через полчаса в самом нарядном камзоле, в легкой открытой коляске, улыбаясь во весь рот, Никита ехал к отцу. Дома двигались ему навстречу, дорога послушно втекала под копыта лошадей, небо сияло чистыми красками, и люди махали ему вслед.
«Сколько, однако, на свете счастливых, — размышлял Никита. — Вон старуха квасом торгует — какое приветливое у нее лицо. Вон баба идет с коромыслом, бадейки-то, видно, пудовые, а идет улыбается. Спасибо тебе, красавица, за полные ведра. Франт с девицей… Девица хорошенькая, ямочки на щеках. Рядом с ней каждый будет счастлив. А вон толстяк в окне. Голубчик, что ты такой сердитый?- Никита помахал ему рукой.- Пусть удача тебе сопутствует, мрачный господин!»