Гардемарины, вперед! (1 и 2 части)
Шрифт:
— Землетрясение!- завопила она дико и к удивлению Екатерины упала на колени.
В павильоне не было икон, и обезумевшая от страха Крузе стала творить молитву пухлому гипсовому купидону, который примостился над окном.
— Вы сошли с ума! — крикнула Екатерина, с трудом отдирая тучную статс-даму от пола. — Идите же!
Они не успели подбежать к двери прихожей, как раздался страшный треск. Пол под ними странно колыхнулся, и они обе повалились навзничь. Падая, Екатерина зашибла бок и откатилась куда-то в угол. Ощущение, что дом стронулся с места, стало наконец явным, он был словно корабль, который по стапелям поплыл в вожделенную морскую стихию. Потирая саднящий бок, Екатерина попыталась встать, но ей это не удалось, пол ходил ходуном. Стоящая в углу печь странно накренилась, угрожая каждую минуту рухнуть. Крузе осипла от крика. «Боже, спаси нас», — пронеслось в голове.
В этот момент в проеме двери показался человек в форме поручика Преображенского полка, он был молод, строен, широкоплеч, словом, красив, только выражение лица у него было жестким, неприязненным, морщинка беж бровей — как трещинка, серые глаза прищурены. Он окинул взглядом комнату, прыгнул к Екатерине и ловко подхватил ее на руки.
— Слава Богу, вы живы, — услышала она его взволнованный шепот. На пружинящих (словно по палубе шел) ногах, он направился к двери, за ним на четвереньках поползла Крузе. Екатерина не поняла, что случилось далее, только услышала пронзительный вопль статс-дамы. Дверной косяк пополз вбок, лестница покосилась. «Мне надо встать на ноги», — пронеслось в голове у великой княгини, но вместо этого она еще теснее прижалась к своему спасителю: в его сильных руках она чувствовала себя почти в безопасности.
Дом качало, а природа за окном являла картину полной безмятежности, в ветвях лип пели птицы, все так же сияли мокрые от росы лютики, только площадка, с которой они вчера выходили на катальную горку, отодвинулась от павильона и поднялась выше его пола на полметра.
По лестнице уже спешили слуги, тянули руки, чтобы принять у преображенца его драгоценную ношу, но тот цепко держал Екатерину и, ощупывая ногой ступени, осторожно спускался вниз. Услугами лакеев воспользовалась Крузе, она была близка к обмороку.
Прежде чем молодой преображенец поставил Екатерину на землю, она успела спросить его имя.
— Поручик Белов,ваше высочество,- хмуро ответил тот и опустил ее на ноги в нескольких шагах от стоящих под елками великого князя и Чоглакова. Беременная жена его была тут же. Она ночевала в большом доме, но весть о разрушении катального павильона уже разнеслась по всему имению.
С расширенными от ужаса глазами она кинулась к Екатерине, принялась ощупывать ее, гладить по голове, лепетать какие-то ненужные слова сочувствия, а сама зорко следила за Беловым, который уже помогал выносить из-под обломков плит раненых и убитых.
— Этот очаровательный поручик предупредил мужа о возможном несчастии, — сказала Чоглакова.- Вообразите, он прогуливался рядом с павильоном, дышал утренним воздухом и вдруг услыхал странный треск. Стоящий на часах гвардеец сказал, что этот треск раздается уже часа два, если не более. Да вы слушаете ли меня?
— Ужас какой, — раздался шепот великого князя, губы его дрожали, взгляд странно косил.
— Вы бросили меня одну, сударь!- с раздражением крикнула ему Екатерина. В голосе ее против воли прозвучали истерические нотки. — Бросили, бросили, — повторяла она, как заведенная.
— Полно кричать! У вас нашелся спаситель, — отмахнулся великий князь и, стараясь четко выговаривать слова, обратился к Чоглакову деловым тоном: — Известна причина разрушения?
— Выясняем… Но скорее всего- глупость людская. Управляющий, каналья, поддерживающие столбы в сенях вышиб, вот плиты и поползли в разные стороны, как жуки.
Как оказалось впоследствии, предположения Чоглакова вполне подтвердились. Катальный павильон строили осенью в большой поспешности. Его установили на возвышенном месте, в основание положили известковые плиты, а для укрепления всей конструкции архитектор поставил в прихожей восемь столбов,категорически запретив убирать их без его разрешения. Конечно, стоящие торчком плохо оструганные сосновые столбы портили вид, и, узнав об именитых гостях, управляющий распорядился срубить их.
Всего этого Екатерина не могла знать, из слов Чоглакова она поняла только, что накануне были вынуты балки, и усмотрела в этом не глупость, а преднамеренность.
— Их нарочно убрали, эти столбы?- крикнула она громко.- Нарочно? Все страшные события этого утра прошли перед ее глазами уже в новом освещении. Из дома вынесли кричащую фрейлину Кошину, у нее была разбита голова, на белой ночной рубашке кровь выглядела особенно яркой. Кто-то кричал: «Зовите лекаря!» Ему отвечали: «Вначале священника! Лекаря потом!» Такая же участь могла ждать и Екатерину.
— Успокойтесь же! Что вы говорите? — Страх прогнал обычную инфантильность великого князя, и он угадал скрытый смысл слов жены.
— Кто приказал убрать эти столбы? — давясь слезами повторяла Екатерина, с ней началась истерика.
Чоглакова попыталась поднести к ее носу нашатырь, но Екатерина билась в руках, отворачивала лицо и кричала. Пришлось позвать лекаря. Он немедленно пустил кровь, и она затихла.
Когда Екатерину на носилках понесли к большому дому, она очнулась, открыла глаза. Павильон стоял целехонький, даже стекла в некоторых окнах были целы. Он только сполз с холма и застыл, как новоявленная падающая башня. Екатерина поискала глазами Белова, но его нигде не было.
В большом доме события меж тем развивались так. Граф Разумовский, как и подобает хозяину, узнал о разрушении павильона в числе первых. Реакция его была неожиданной, в слезах он схватился за пистолет и бросился в свой кабинет с намерением лишить себя жизни. Кутерьма учинилась страшная. Пистолет у него отняли, но помешать напиться допьяну не посмели. В полном одиночестве он проплакал до обеда, а как только государыня пробудилась, бросился к ней в ноги. Растерзанный вид его мог вызвать только жалость, он был немедленно прощен.
Обед прошел в очень теплой обстановке. Екатерина и великий князь пришли в себя настолько, что могли украсить своим присутствием общество. Избавление наследника и супруги его от нечаянной гибели придало гостям особенно торжественное настроение. При громе пушек плачущий Разумовский провозгласил тост за погибель хозяина дома и за благоденствие императорской фамилии. Государыня тоже расплакалась от умиления. Гости бросились было поздравлять великих князя и княгиню, но, не встретив поддержки со стороны Елизаветы, как-то стушевались, стихли. И опять пошли здравицы в честь императрицы.