Гарлем — Детройт
Шрифт:
Обычно Белее Белого сам не приезжал — только передавал новые записи с курьером. Но сегодня у них был повод пообщаться лично.
Сначала «махнулись чемоданами». Телохранитель положил на стол и открыл кейс. В пенопластовой противоударной форме ровными рядами лежали бруски темного коньячного стекла, каждый размером с сигаретную пачку — брейн-карты с записанными роликами. Заказ клиентов салона.
Такой же кейс уже стоял в собранном виде и у Джоша. Возврат. Давно не продававшиеся записи, либо, наоборот, срочно запрошенные другим салоном Рича.
Брейн-бизнес
Чтобы впаять себе в память какой-нибудь раскрученный ролик, клиенты строились в очередь за месяцы. Они щедро оплачивали возможность почувствовать себя в шкуре тех немногих артистов, политиков, звезд рекламы и прочих «людей на виду», кто согласился отказаться от кусочка своих воспоминаний и сделать его достоянием общественности.
Но основную часть оборота любого салона составляли тематические записи совершенно неизвестных людей. За карманные деньги можно завладеть кусочком воспоминаний чужого человека — разве не здорово? Проскакать на лошади, даже если у тебя нет ног, нырнуть к коралловому великолепию полинезийских атоллов, пригубить эспрессо, сидя в тени Колизея… Сделать или почувствовать что-то, недоступное тебе в этой жизни, потому что твоя жизнь просто этого не предполагает. Примерить на себя то, чего боялся, испробовать запретное, узнать недоступное. В полном спектре чувств, ощущений, эмоций, настроений — но не поглощая чужое, а укладывая его в память на отдельную полочку.
Ричу нравился брейнинг. И как работа, и как философия. Он не брезговал роликами и регулярно впаивал себе то, что казалось достойным внимания. В конце концов, он же не наркодилер, собственный товар нужно пробовать.
Пока Джош расставлял поступившие брейн-карты по стеллажам, а телохранитель проверял возврат, Рич стоял у окна, пытаясь в далеком тумане разглядеть, как за темной рыбьей спиной острова Белл-Айл река превращается в озеро Сент-Клер. В Детройте он чувствовал себя лучше, чем где-либо. Мертвые улицы, выбитые окна и расписанные заборы — основа постиндустриальной эстетики. Красота умирания и перерождения.
— Теперь расскажи о девчонке, — сказал Рич, видя, что Джош закончил. — Ты ей всё грамотно объяснил? Неожиданностей не будет?
Мальчишка не ответил, давая понять неуместность вопроса.
— Контракт читала? Вопросы есть?
— Да, — ответил Джош. — Нет.
— Она здесь?
Джош кивнул в сторону подсобки.
— Только, пока я ее не позвал, Рич… Ты заявку про спорт видел?
У мальчишки был отличный нюх на провокацию — письмо, которое он перекинул перед обедом, выглядело невинно и скучно, запрос как запрос. Только в нем шла речь о Джоне Смите, а с этим именем была связана история странная и незаконченная.
Знаменитый спринтер из Иллинойса — чистокровный ирландец, что делало его дар уникальным в абсолютно «черном» виде спорта, — установил новый рекорд мира на стометровке во время недавней Нью-Йоркской
Сообщение о положительном тесте на допинг прозвучало лишь сутки спустя. Смит, как водится, от всего отказывался и даже ссылался на подмену пробирок: якобы стимулятор принял прибежавший вторым Аткинс Носорог, тоже показавший лучшее персональное время. Уже лишившись медали и членства в Федерации, Смит продолжал упорствовать. Дал совершенно неполиткорректное интервью в «Нью-Йорк Таймс», где обвинял тренера сборной в желании видеть на пьедестале «американскую черную троицу», и всё в том же духе.
И история эта постепенно забылась бы, поросла мхом и уползла в архивы, если бы не…
Если бы не разбился в лаборатории лоток с пробами крови того злополучного забега. Если бы представитель антидопингового комитета, курировавший легкую атлетику, не был найден месяцем позже на дне Гудзона. И если бы Джон Смит не пустил себе в голову пулю сорок пятого калибра у ворот Белого Дома.
А потом на брейн-рынке одна за другой стали всплывать записи забегов Смита за два-три последних года. А это означало, что сумасшедший бегун до того, как покончить с собой, стер из памяти, перенеся на брейн-карты, все лучшие моменты своей жизни. Все, кроме финального олимпийского забега.
В поисках недостающей записи — если таковая вообще существовала — федералы перетряхнули всех брейнеров. С нулевым результатом. И теперь анонимный автор пришедшей заявки совершенно не внушал Ричу доверия.
— Просто не отвечай. Этому парню нам предложить нечего.
— О’кей, — мальчишка кивнул. — Вести?
Рич сел в расшатанное кресло, достал сигарету, покрутил в пальцах и спрятал обратно в пачку. Джош открыл нараспашку дверь в соседнюю комнату.
— Познакомься, Рич…
— … Это Лейла.
В комнату вошла симпатичная турчаночка, напряженная и заранее напуганная.
— Лейла, это Рич. Лучший продюсер брейн-роликов в Америке — по крайней мере, изо всех, кого я знаю.
Девушка улыбнулась. Рич внимательно следил за ее мимикой, повадками, движениями. Если у объекта плохая пластика, клиенту передастся ощущение неудобства и неуклюжести — и ролик будет обречен. Брейнеры давно объединили данные о своем «имуществе», и оценка ролика каждым клиентом влияла на его последующие продажи и цену.
Рич знал, что внешность альбиноса, как правило, людей поначалу отпугивает. Он научился преодолевать это за счет обаяния и остроумия.
— Привет, Лейла! Садись! Джош сказал, что ты хотела бы попробоваться в сюжетных роликах, — Рич считал себя обязанным лично беседовать с каждым, кому предстояло калечить память. — Ты наверняка слышала, как проходит брейнинг. Расскажи мне!
Лейла чуть нахмурилась, будто в школе на уроке:
— Мне нужно будет просто проехать куда-то. Внимательно всё разглядывать, стараться получить удовольствие. Не думать о своих домашних делах. А потом вы сделаете мне брейнинг, и я всё забуду.