Гарман и Ворше
Шрифт:
— Ах, да! Очень! Так одинока! Так печально-одинока! — сказала она с огорчением.
И потому ли, что он притянул ее к себе, или Мадлен сама склонилась к нему, она положила голову ему на плечо устало и безвольно. А его голос звучал над нею кротко и успокоительно, и она чувствовала облегчение, словно после долгой тяжелой болезни.
Вдруг пастор поцеловал ее в лоб. Она вскочила. Пастор тоже встал, но удержал ее руку в своих.
— Мы ни о чем не будем больше говорить сегодня, — сказал он просто, — прежде всего по причине семейного горя, но только зайдем к фру Гарман и попросим
— Нет! Нет! — воскликнула она. — Отец не должен ничего знать; ах, боже мой, что же я наделала! — пробормотала она, проведя рукой по глазам.
Он тихо улыбнулся и взял ее руку в свою.
— Ты еще немного смущена, дитя мое! Но это скоро пройдет. — С этими словами он повел ее в комнату фру Гарман.
— Нельзя ли отложить это до завтра, — попросила Мадлен, — у меня так болит голова.
— Мы только представимся твоей тетушке, — сказал он кротко, но твердо, отворяя дверь.
Фру Гарман сидела в кресле в своей большой теплой спальне. Перед нею был поднос с графинчиком воды и маленькой, завернутой в солому бутылкой кюрасо. На тарелке была разложена цыплячья грудинка, нарезанная маленькими квадратиками, а посередине высилась спаржа в масле, увенчанная красиво нарезанной петрушкой.
Когда обрученные пошли, она как раз держала на вилке маленький белый кусочек цыплячьей грудинки и обмакивала его в масло. Но, увидев их, равнодушно отложила в сторону вилку и сказала:
— Я надеюсь, Мадлен, что ты не забыла поблагодарить всевышнего за то, что он смирил твой упрямый дух, а вам, господин пастор, я хотела бы пожелать, чтобы вы никогда в этом не раскаялись.
На мгновенье какой-то огонек загорелся в глазах Мадлен, но ее жених сказал все так же мягко:
— Моя дорогая Мадлен еще слишком потрясена. Не лучше ли тебе, дитя мое, пойти наверх, в свою комнату? Мы увидимся завтра.
Мадлен была ему очень благодарна за это и ответила маленькой слабой улыбкой, когда он проводил ее до двери.
После ухода пастора фру Гарман подумала, как странно меняются люди, когда они помолвлены. Она предчувствовала, что впредь общество капеллана уже не будет ей так приятно.
Пастор Мартенс был счастлив; он даже не спал после обеда. Погода прояснилась. С ночи над берегом остался только туман, как часто бывает с морскими туманами весной.
Все казалось солнечным и прекрасным пастору Мартенсу, когда он возвращался от ювелира, где заказал кольца. Но он умел владеть своим лицом, он понимал, что не подобает ему выглядеть сияющим накануне похорон дяди своей возлюбленной.
На площади пастор встретил директора школы Йонсена.
— Вы собираетесь быть завтра на похоронах, господин директор школы? — спросил Мартенс, чтобы завязать разговор: ему очень хотелось поделиться своими чувствами.
— Нет! — кратко ответил Йонсен. — Я читаю доклад на благотворительном базаре миссионеров.
— Днем?! — воскликнул пораженный капеллан. — Но половина города будет на похоронах!
— Я буду говорить для женщин, — веско ответил директор школы и продолжал свой путь.
— Гм! — подумал пастор Мартенс. — Он удивительно изменился. Доклады для женщин! Благотворительные базары! Толкование библии для народа! Его просто не узнать!
Немного дальше в саду ему встретился кандидат Дэлфин на лошади. Пастор так забавно выглядел, что Дэлфин, придержав лошадь, воскликнул:
— Добрый день, господин пастор! Чем это вы так довольны? Не проповедью ли, которую собираетесь произнести завтра на похоронах?
«Речь на похоронах… Речь на похоронах…» — пронеслось в голосе пастора. Речь ведь еще не была готова. Хорошо, что Дэлфин напомнил о ней. Мартенс ответил:
— Видите ли, если, несмотря на мое… гм… несмотря на общее наше горе, я, быть может, выгляжу веселей, чем подобает, то это по чисто личным причинам, чисто личным…
— Осмелюсь спросить, что это за личная радость, которую вы так переживаете? — беспечно спросил Дэлфин.
— Да, видите ли, это еще рано разглашать, но вам, — пастор понизил голос, — вам я скажу: сегодня я имел счастье обручиться.
— Ну что ж! Поздравляю! — воскликнул Дэлфин весело. — Я даже, кажется, могу угадать, с кем! — Он собирался назвать мадам Расмуссен.
— О да! Я думаю, вы догадываетесь, — спокойно ответил Мартенс, — с фрекен Гарман, с Мадлен.
— Вы лжете! — воскликнул Дэлфин, натянув поводья.
Пастор осторожно отошел на несколько шагов, приподнял шляпу и пошел дальше.
Дэлфин быстро поехал вверх, по дороге к Сансгору, все ускоряя галоп, пока лошадь не покрылась пеной. Так он проскакал больше полутора миль. Берег стал низким и песчаным. Показалось открытое море; солнце освещало голубую поверхность; вдали, словно стена, подымался морской туман. К ночи туман снова достигнет берега.
Дэлфин оставил лошадь на крестьянском дворе и пошел пешком по песку. Большое спокойное море притягивало его к себе; он почувствовал потребность остаться наедине с самим собою и погрузиться в свои мысли глубже, чем обычно.
Георг Дэлфин редко предавался серьезным размышлениям; он был слишком легкомыслен, и настроения его часто менялись. Но теперь нужно было подвести итоги. Он бросился на песок, нагретый горячим полуденным солнцем.
Сначала мысли его клубились, как прибой, набегавший на берег. Он прежде всего негодовал на пастора Мартенса. Кто бы мог подумать, что он, Георг Дэлфин, позволит околпачить себя капеллану, да еще притом и вдовцу! А Мадлен? Как она могла согласиться? И чем больше думал он о ней, тем больше понимал, насколько любит ее.
А все могло сложиться иначе; да, многое могло сложиться иначе в его жизни — теперь он это видел совершенно ясно. Он вспомнил о Якобе Ворше, который совсем отошел от него. С Дэлфином часто случалось, что люди не могли выносить его подолгу; только Фанни он не надоедал.
Он снова попытался вызвать в памяти ее образ, прекрасный и обаятельный, но это ему не удавалось: Мадлен заслоняла все. Затем в его памяти возник пастор, и мучительные мысли начали его преследовать снова.
В жизни Дэлфина не было точки опоры. Все было проиграно, испорчено, опустошено, и, наконец, он стал противен сам себе. Что же он такое? Человек, не имеющий подлинного друга, находящийся в фальшивой связи с женщиной, которую он не любит, и презираемый тою, которую любит?