Гарнизон рассеченной скалы
Шрифт:
Арон отдал должное их практичности. И правда, зачем добру пропадать? С паршивой овцы хоть шерсти колок. Какие же они все наивные… И как же все это чертовски нелепо! Странно что Ольгерд об этом ничего не знает. Неужто Кира пропустила сей факт мимо своего пристального внимания?
Дверь купальни тихонько распахнулась, и на пороге показались трое высоких, выбритых налысо мужчин. Их белоснежные одежды сияли чистотой, а пояса, отороченные золотом имели насыщенный алый цвет.
— За тобой пришли… — тихо проговорила Лина, разжимая свои ноги.
Остроухие обнаженные девы подхватили кузнеца под руки
— Мы сделали, что обещали! — хмуро проговорила Трин возвращая отравленные иглы владельцу.
— Я держу свое слово, — мягко ответил церковник. — Прошу за нами.
Арона вынесли в коридор. На сей раз решетка алтаря была очищена от хлама. Похоже сговор е и правда участвовал весь эльфийский гарнизон. Пока одни мылись, другие занимались подготовкой. Ничего не скажешь, слаженность действий у них на высоте. Слева и справа от алтаря, полукругом стояли десятка три фигур в капюшонах. Они были одеты как адепты братства, но оружия при себе не имели. Омнис вперед других кинулась навстречу и откинула капюшон у первого попавшегося под руку. И действительно это был красивый мужчина со смуглой кожей и длинными заостренными ушами. Пока она бегала от одного эльфа к другому, остальные девы с надеждой вглядывались в их лица. Тем временем братья милосердия со своим пленником встали по центру решетки.
— Стойте! — вскрикнула Омнис. — Здесь что-то не так!
— Разве это не ваши мужчины? — удивился церковник.
— Наши! Но… что с ними?
— Боюсь они ничего не помят… — вздохнул он печально.
— Как не помнят? Что значит не помнят!? — возмутилась обнаженная Лина, забавно сжимая кулачки.
— Ваши мужчины здесь, а большего я не обещал… Сделка состоялась.
С этими словами человек в белом балахоне проколол Арону палец. Лишь только алая капля коснулась пола, вспыхнуло яркое голубое зарево, поглотившее всех четверых. Обнаженные остроухие воительницы застыли напротив своих мужчин, смотревших на них пустыми, безжизненными глазами. Нима, растеряв последние остатки хладнокровия, сползла по стене и уткнулась коленями в грязный холодный пол. Ее тихий протяжный вой разорвал повисшую тишину. Лина хотела утешить подругу, но поняла что сделает только хуже. Услышав подозрительный шум подняла глаза. На ступенях стоял Ольгерд, а за его спиной Кира и хмурый Ярсен со своими солдатами. Только сейчас до нее начало доходить, как велика глупость, что они только что свершили…
Арон впервые проходил через портал, а от того инстинктивно зажмурился во время вспышки. Когда он открыл глаза, все уже кончилось. Они стояли на точно такой же решетке, посреди просторного двора, вымощенного серой брусчаткой. Он глянул вверх и ужаснулся… Посреди темнеющей пустоты прямо над головой, нависла громадная туча из мертвых тел. Она медленно проворачивалась во тьме, подобно замершему на миг урагану, подтягивая отдельные куски плоти, свисающие на сухожилиях.
— Должно быть господин Ольгерд рассказывал вам об этом? — спросил церковник.
Кузнец машинально кивнул. Его перехватили другие братья и быстренько приодели в такие же белые одежды и пояс, как и у них. Потом усадили на длинную деревянную скамью с удобной изогнутой спинкой.
— Меня зовут Люций Амадей, — представился церковник. — Вам вкололи слабый нейротоксин, вытяжку из железы одной непримечательной рыбы. Скоро его действие пройдет, а пока я расскажу немного о себе, ну и о нас в целом. Вы ведь не против?
Вопрос был риторическим, учитывая положение вещей, но Арон кивнул.
— Я, видите ли, ученый. Не политик, не делец, не фанатик… Просто исследователь. Мы сейчас в тайной цитадели, если вы еще не догадались. А чудовищная масса над нами — это останки людей прошедших через порталы в момент обряда. За пару соте лет их накопилось не мало. Здесь плоть не гниет и не разлагается, а некоторые физические принципы и вовсе не работают. Я, как и мои родители до этого, посвятил жизнь исследованию всего, что связано с этим священным местом. Культ милосердия для меня прежде всего возможность познать непознанное. Но идеалы церкви мне тоже не чужды. Вы уже можете говорить?
— Да, кажется… — с трудом ворочая языком ответил Арон.
— Хорошо. Еще пара минут и вы вернетесь в норму. Искренне прошу вас не нападать на меня и позволить изложить свою точку зрения. Мои братья не так лояльны, так что лучше не делайте резких движений. Я могу на это рассчитывать?
— Да, сударь, можете, — уже увереннее проговорил он.
— У нас есть к вам предложение, но прежде я хотел бы кое что показать….
Дождавшись когда Арон вернет себе способность двигаться, Люций Амадей лично помог ему встать и сделать первые шаги. Почувствовав твердость в ногах, Арон отпустил его руку. Люций был сдержанно вежлив и производил впечатление адекватного человека. Если его до сих пор не убили, и не объявили заложником, то был смысл выслушать этого человека. Начать чудить никогда не поздно.
— Цитадель парит в пространстве между мирами, — предупредил церковник. — Оно безжизненно и воздух есть только здесь, так что пытаться сбежать я вам не советую. Следуйте за мной, пожалуйста…
Люций неспешно, дожидаясь Арона, зашагал вдоль площади к ее дальнему краю, где виднелись небольшие ворота. Толкнув массивную кованную створку, он пропустил гостя вперед. Попав в просторный квадратный дворик, окруженный балконами и переходами, он огляделся. Вдоль каменой стены, в два ряда, лежало несколько тел, аккуратно накрытых белыми простынями.
— Вы это хотели показать? — спросил Арон.
— Да, сударь, — кивнул он.
— И кто же это?
— Наши духовные лидеры, предводители и приближенные к ним патриархи. Верховный примарх погиб в столице, под руинами храма, но он тоже здесь, — церковник указал на одно из тел.
— Занятно… — не к месту усмехнулся Арон. — К чему бы это? Не уж то остальные покончили с собой?
— Что вы, такие люди ценят свою жизнь превыше всего. Пришлось им помочь. Разумеется милосердно. Видите ли, гордыня страшный грех. Поддавшись ему, браться сбились с истинного пути и подвергли серьезной опасности наше общее дело. Как глава священного собора я созвал совет общин и мы приняли скорбное но необходимое решение. Развязать войну было большой и непростительной ошибкой.