Гарон
Шрифт:
— Несчастная, — качнула головой девушка. — Ей нужно помочь.
— Нет. Мы пытались, но вскоре я поняла — или они помогут себе сами, или им никто не поможет. Любое вмешательство лишь усугубляет ситуацию.
— Но они ведут себя как дети. Авилорна жаль…
Женщина рассмеялась:
— Милая моя, Умарис, Авилорн сильный и не нуждается ни в жалости, ни в помощи. Он справлялся и не с такими трудностями.
— Да, но… Яна порой настолько шокирует, что даже я не знаю, что сказать, а каково ему?
— А по-моему его забавляет и интригует дерзость Яны. У меня были сомнения, но вот уже пол Луны я пристально слежу за ними и вижу — Аморисорн и Ювистель были правы. Авилорн и человеческая женщина подходят друг другу, идеально дополняя.
— Сколько помню себя, столько считала Авилорна своим суженным, — не скрыв огорчения, прошептала девушка.
— Детские иллюзии редко приносят реальные плоды. Загляни в себя, вспомни моего сына — разве вы могли бы дать друг другу, что-то кроме покоя?
— Разве этого не довольно.
— Любое существо создано для движения и стремления. Покой прекрасен, как лекарство от усталости, в большом же количестве, покой утомляет, сердце начинает мучиться неудовлетворением, душа маяться и чахнуть. Нет, милая моя девочка, вы с Авилорном хорошие, добрые друзья, но большего требовать от судьбы не стоит, иначе вы потеряете, то, что имеете. Помнишь закон? Будь разумна в желаниях, проверь — твои ли они? Обрати внимание на Листорна, ему как раз не хватает покоя и терпения. Он горяч, пылок и нетерпелив. Его воинствующий дух устал и ждет пристанища. Ты могла бы помочь ему, дать то, чего он лишен и составить счастье. Вы были бы прекрасной парой. Авилорну же хватает и спокойствия и терпения, ему не хватает огня, озорства — жизни. Он слишком серьезен, слишком вдумчив. Конечно, это из-за того, что погиб его отец и мальчику пришлось взять на себя звание и обязанности главы семьи. Но пришло его время идти своей дорогой. Яна разбавит сумрак его покоя дерзкими искрами темперамента, он же отогреет ее, открыв мир любви и понимания.
— Вы сами не верите в то, что говорите, — качнула головой Умарис. — Все иначе: Яна — возможность глав города и рода призвать к долгу и вернуть вам сына, избавив его от болезненной привязанности к Эстарне.
— Да, и это тоже, — призналась нехотя Эйола. — Осталось две недели и мой сын будет свободен от ее чар.
— Вы все-таки уверены, что она применила недозволенный метод воздействия?
— Да, но у меня нет доказательств.
— А если б были? Почему вы и Аморисорн против союза Авилорна и Эстарны, ведь можно было все решить иначе, не мучить их, себя…
— Тебя?
— Я ни причем, речь о нем, как лучше ему, не мне.
— Эстарна Фея.
— Но она стала ей не так давно, и скорей всего приняла должность, чтоб сбежать и избежать, не видя другого выхода.
— Не имеет значения, Умарис, что двигало ею. Она родилась очень сильной, и губить тот дар нельзя. И не найти ей жениха равного по силе и крови. Мы все это понимали.
— Выходит сила, а не любовь — проклятье эльфов. Извините, я пойду, — встала расстроенная девушка.
`Любовь и есть — сила. Но не каждому дан дар ею управлять. Одного она губит, превращаясь в проклятье, другого возрождает, одаривая талантом мудрости. Подобно огню любви, лишь пламя времени', - грустно улыбнулась вслед эльфийке Эйола.
`Порой мне кажется, что жизнь игра и я с зеро обручена, не помню лет, не помню зим, и память — бред, и круг друзей невыносим. Иду? Бреду? Тащусь, склонив главу. Жила? Живу? Да, кажется, спала и сплю'…
Яна кинула камешек в сверкающую гладь пруда.
— Что это? — присел рядом эльф, озабоченно и пытливо заглядывая в глаза жены.
— Что? Камень? — повертела перед его лицом слюдянистым осколочком.
— Нет, что ты подумала? Говорила?
— А-а, — кинула второй камешек в пруд. — Стихи.
— Твои?
— Мои. Бред.
— По-моему, нет. Ты поэт?
— Да, перестань, поэтессу нашел. Писала в детстве, мать почитала, и выдала: мура. Потом одноклассники от души потешились… Через много лет я перебирала старые записи, посмотрела стихи — правда ерунда, было над чем смеяться.
— У нас над талантом не смеются.
— А у нас да. Подумаешь — стихи. Не фиг выделятся.
— Тебя часто обижали?
— Меня трудно обидеть, я сама кого хочешь обижу.
— Сейчас. А раньше?
— А что вдруг тебя это интересует?
Авилорн промолчал, отвернулся.
— Достань карту, а? Я тебе за нее все что угодно расскажу, даже пару теорем вспомню, поднатужусь, и имена учителей, и телефон ветеринара для любимых птичек вашей знати.
— Не надо о тинаках, — предостерег взглядом эльф.
— Как скажешь… Тащи атлас?
— Три дня.
— Ладно… А у вас я смотрю тихо, мирно.
— Да, сейчас, но что будет через час или завтра никто не знает. Мир приграничья не стабилен.
— Воюете?
— Бывает.
— Часто?
— Во всяком случае, больше, чем хотелось бы. Но зато мы знаем цену миру и войне.
— Гароны?
— В основном. Но хватает и мелких распрь меж племенами, шалостей юных учеников и Аморисорна. Манфелирн любит устраивать дрязги…
— Кто такая?
— Хранительница границы.
— С Гаронией?
— Да.
— Тащи карту, покажешь.
— Ты опять? — нахмурился Авилорн. — Что даст тебе клочок мира.
— Бумаги.
— Мира. В котором живем мы, и живешь ты.
— Дай карту, скажу.
Авилорн заскучал: ну, до чего упряма! Посмотрел в небо, почувствовав приближение холодного ветра: темные грозовые тучи целенаправленно ползли в сторону башни магистра
Парень вскочил, уже зная, что происходит, и услышал свист. Рванул к стойлу соулоров.
— Ты куда?! — побежала за ним Яна.
— Иди в дом! Гароны пересекли границу!
— А что теперь?!…Война?! — испугалась девушка, глядя на толпу эльфов, что молча прыгали на златогривых, тонконогих коней с характерным наростом во лбу. Единороги!.. Хотя, нет…Да какая разница — гароны идут!!