Гарпунер
Шрифт:
Через неделю «Алеут» тронулся в путь. Все пробоины были надёжно заделаны, бетонные ящики держали напор воды, и можно было продолжать промысел, но прежде, нас ждала военно-морская гавань, устроенная для снабжения кораблей советского флота в маленькой бухте «Комсомольской», которая как раз и располагалась в огромной бухте «Проведения».
Как обычно, мы шли замыкающими в колонне. На море опять опустился туман, гнетущая атмосфера, напряжение трудного перехода и неизвестность, в которую мы идём, делали наш путь не радостным.
Кому это было бы на руку? Конечно, врагам народа. И кто, как не они, устроили так, что флотилия свернула работу? В «Провидении» в бункере нам отказали… Взятого с «Уэлена» угля на долго не хватило. Мы простояли в «яме» семь
Снова мы в пути, но теперь идём обратно вдоль Камчатских берегов. Все понимают, что это конец. План мы так и не выполним. На море шторма, а киты ушли. Отдельные экземпляры, которые встречаются нам иногда на пути, безжалостно истребляются, в отчаянной попытке наверстать упущенное.
— Чего-то будет… — грустно говорит мне Толик, когда мы с ним вдвоём сидим в бочке, в отчаянной попытке найти «попутных» китов — как думаешь, Витя?
— Тебе-то чего переживать? Пусть у начальства голова болит — ворчу я в ответ — ты марсовый, от тебя ничего не зависит, а то, что что-то будет, даже не сомневайся. Пока мы были в рейсе, всё начальство почти во Владивостоке сменилось, и нам тоже прилетит, к гадалке не ходи.
— Может наверстаем? — обреченно спрашивает меня Толик.
— Да как тут наверстаешь-то?! — в отчаянии махнул я рукой — ты китов видишь? И я тоже нет! А нам до выполнения плана нужно набить ещё больше шестидесяти! «Трудфронт» на ремонте, мы без угля, и максимум на что мы можем рассчитывать, это на охоту в «Авачинском» заливе, и то, из Петропавловска туда будем ходить. А там китов нет! Мы же от туда потому и ушли! У нас месяц остался, и если даже, это по самым лучшим прогнозам, будем добывать по три кита в день, то не успеем!
— Ну так-то да, конечно — грустно соглашается со мной Толян — план в полтора раза увеличили в этот сезон, если бы он такой же как в прошлом оставался, мы бы как раз успели.
— Если бы у бабки был хер, она бы дедкой была! — зло отвечаю я Толяну — всем на это похер. План мы не выполним, это факт! Ты вот чего нагнетаешь?! Смотри давай, китов ищи! Нудишь тут мне на ухо, без тебя тошно!
В Петропавловске «Алеут» встал. Угля не было. Как я и предполагал, теперь на промысел нам пришлось выходить из этой бухты.
Наше начальство стало готовить подушку безопасности для своих задниц загодя, понимая, что по возвращению во Владивосток с них спросят, как с полноценных. Я ощущал это, на партсобраниях, которые теперь проводились практически ежедневно. Сейчас речи замполита и ставшего присутствовать на собраниях капитан-директора, сводилось только к одному. С двадцатых годов, в виду вредительских и откровенно враждебных действий уехавшего в лагеря бывшего начальства, они якобы вволю насмотрелись на всякие хозяйственные несуразицы, и теперь понимают, в какую непомерную цену иной раз обходится малограмотная ретивость бездарных чиновников-вредителей. К ней они, в частности, относил и ничем не оправданный ежегодный рост плана убоя китов. За каких-то пять лет он подскочил в два с половиной раза, и при этом никто не задумывался: а что же будет через пять-десять лет? Последнее время, наблюдая ход промысла в районах моря, еще недавно изобиловавших, китами, наше начальство якобы начинало понимать, что главк ошибся в расчетах на долголетнюю щедрость природы. Почти полностью исчезли синие киты-блювалы. Резко уменьшились встречи с финвалами и горбачами. Правда, удалось почти удвоить число загарпуненных кашалотов. Но ведь завтра и кашалотов станет меньше. Наши партсобрания составляли протокола, решения и обращения к вышестоящему начальству, а я чувствовал своей задней точкой, что моё участие в этих сборищах, добром не кончиться.
Глубокой ночью наш китобоец пришел с добычей (одним небольшим бутылконосом) и без замедления собирался уходить обратно в море, чтобы к утру поспеть на место промысла, находившееся милях в ста или немного
Тихая команда, отдали концы, и китобоец, развернувшись в бухте, пошел к выходу в море. Сейчас на мостике стоял только я и рулевой, капитан спит, он и так работает сейчас за троих, а я уже настолько освоился, что могу самостоятельно швартоваться к «Алеуту» и отходить от него. Как только мы оказались у выхода в бухту, я перевожу рычаг телеграфа на «полный вперед», и китобоец пошел быстрее по шуршащей воде. В штурманской рубке штурман записывал время отхода и курс, который я ему сообщил. Над морем стояла луна, и поэтому казалось, что мы идем по серебряной, чуть шелестящей дороге. Эту ночь я почти не спал, но спать и не хотелось, мой организм привык к нагрузкам, а на вахте мне оставалось стоять всего около часа.
Мы шли параллельно далекому берегу Камчатки. Скоро солнце взойдет и будет видно; пока же легкий туман подымался от воды, а с юга тянул явственно теплый ветерок. Восток чуть светлел. Было очень тихо. Прошло еще немного времени, и капитан сменил меня на вахте, а я пошел по мостику на бак. Моя пушка всё время требовала заботы и сегодня я надеялся хорошо из неё пострелять.
Мы ещё не дошли до места предполагаемой охоты, а на горизонте появились первые фонтаны. Кашалоты, резвились и выпрыгивали из воды. Не думаю, что они делают это от нечегоделать, скорее всего киты хотят избавиться от мучающих их паразитов, так называемых «китовых вшей», которые при помощи своих крепких когтей прицепляются к коже кита и разъедают целые участки. Они десятками гнездятся в каждой складке кашалота, в каждой царапине, а царапин и ранок у него много. Но они так крепко вцепляются в кожу кита, что даже на палубе «Алеута» их приходилось отрывать клещами, или же поливать пресной водой, которая для них является ядом.
Тупорылые чудовища чуть не полностью выпрыгивают из моря в воздух и грузно шлепаются на бок. Я у пушки, а наш китобоец полным ходом мчится к замеченному стаду. Толик шустро карабкается по вантам в «бочку».
Пока мы подходили, кашалоты успели нырнуть, показав свои гигантские хвостовые лопасти. Китобоец застыл на месте. Я знаю, что кашалоты ныряют надолго, и не торопился. Солнце растопило остатки утреннего тумана, далеко справа были видны горы, покрытые снегом, океан был тих и ласков, ветерок чуть рябил его поверхность.
Я нервно хожу возле пушки, время от времени поглядывая то на мостик, то на «бочку», но они пока молчат.
Прошло уже полчаса, а кашалоты не появлялись. Это ничего, значит они охотятся. Я уже заметили, что чем дольше кит находится под водой, тем дольше он затем находится на поверхности и тем больше выпускает фонтанов. Была на исходе тридцать вторая минута, когда мы заметили несколько огромных черных теней, выплывавших из глубины на поверхность. Они поднимались почти вертикально и тут же застыли, часто выпуская фонтаны. Отдышаться им надо, а значит наше время пришло.
Кашалоты лежали неподвижно на поверхности, а я медлил с выстрелом, хотя цель была близко, всего около тридцати метров от китобойца, нужно было выбирал кашалота покрупнее. Одинаковые они почти, но вот тот, который левее всех, кажется немного больше остальных, и я, поправив прицел, стреляю. Гарпун попал хорошо, немного позади и чуть ниже грудного плавника. Удачный выстрел, и моя цель застыла, а потом кашалот сильным рывком двинулся вперед. Взрыв гранаты внутри него заставил кашалота покачнуться, но не сдаться. Он сильнее рванулся вперед, линь мягко шуршал, пробегая по блокам. Митька и я готовили пушку к следующему выстрелу. Толян остался в «бочке», он непрерывно ведёт наблюдение за другими особями, чтобы их не упустить. Мы оба знаем, что это опасно, но он сам предложил, и я не смог ему возразить. Кашалотов жалко, но людей, которые могут пострадать из-за невыполнения плана, мне жальче многократно больше.