Гарри Оберон
Шрифт:
— Директора что-то нет. Давайте немного подождем. Кстати, обратите внимание на книжные полки мисс Грейнджер. Там есть уникальные экземпляры книг, которых нет даже в запретной секции. Это вас развлечет. Если случайно заметите гримуар Дамблдора, скажите мне. Я давно мечтаю его увидеть. Вы ведь знаете, чем отличается гримуар от обычной книги?
— Да профессор, там на корешке стоит особая руна расширения, — Гермиона уже спешит к книжным полкам и увлекается их исследованием. Я ставлю на письменный стол диадему Равенкло, и тоже иду смотреть на книги. На этот раз я внимательней рассматриваю их, но ничего
Нет, ничего нет! Надо лезть выше, на антресоли. Под потолком, вряд ли прячется гримуар, но есть возможность опять заглянуть под юбку Гермионы.
— Мисс Грейнджер, тут я уже осмотрел, и нет того что я ищу. Давайте заглянем на верхнюю полку? — нетерпеливо предлагаю ей, убрав из рук раскрытую книгу, которой она зачиталась.
— А? Что? — возвращается в мир реальности Гермиона.
— Я вас сейчас подниму, а вы осмотрите вот эту полку! — говорю я и опять поднимаю за бедра, как и в прошлый раз. Она забыв, что уже потеряла трусики, начинает смотреть, но потом чувствует, что моя рука уже на её ягодицах, застывает сжавшись.
— Не беспокойтесь, я несмотрю! — холодно лгу я, во все глаза, таращась на очаровательный вид снизу: — Продолжайте осмотр! Ищите гримуар! Он нужен для заклинания, которое уничтожает кресстражи.
Гермиона с трудом сосредотачивается и продолжает осмотр полки.
— Профессор, передвиньтесь дальше, — внезапно охрипшим голосом говорит Гермиона: — Здесь ничего нет.
— Извините, у меня устают руки. Я подсажу вас на голову, — говорю я и с удовольствием сажаю девушку себе на прическу, продолжая держать за бедра. Она смущенно ерзает голой попой по знаменитым черным волосам Снейпа, которые не дают покоя многим ученикам. Но продолжает мужественно осматривать.
— Все я осмотрела, — тихо и подавленно говорит она, ожидая, что будет дальше. Я ловко подхватываю её под ягодицы и живот, и спускаю на пол. Мое лицо по-прежнему излучает антарктический холод, как будто переносил стул.
— Извините еще раз за неловкий момент, — говорю равнодушно, как только могу. Ибо «чем меньше женщину мы любим, тем больше любит она нас!».
— Странное дело, я уже целовал вас, признавался в любви, держал вас за обнаженную плоть, но все никак не решусь назвать по имени. Хотя по правилам хорошего тона уже давно пора оставить титулование, — рассуждаю вслух с равнодушным лицом.
— Мне даже страшно подумать, чтобы назвать вас по имени, — поежилась Гермиона.
— Неужели нужно нечто большее, для простых теплых отношений? — продолжаю я размышления вслух, как экспериментатор в лаборатории: — Может повторить поцелуй в иной конфигурации?
Гермиона непонимающе смотрит на меня. Я властным движением укладываю её на стол Дамблдора, и впиваюсь в губы, даря долгий поцелуй.
— Се-е-еверу-у-ус!!! Что ты себе позволяешь? — яростно пищит Гермиона. Еще бы. Ведь поцелуй был не в те губы, что поперек тела, а те что идут вдоль.
— Извини Гермиона, это было сильней меня! Я не смог удержаться, — оправдываюсь я, поправляя на ней платье. Отдышавшись, холодно добавляю:
— Должен признаться, что это сработало! Теперь я могу тебя назвать по имени. Гермиона, ты лучшее, что есть в Хогвартсе!
— Северус, больше так не делай! Это неприемлемо! — говорит дрожащим голосом Гермиона, встав со стола. Потом начинает поправлять прическу и вдруг истерически смеется.
— Самым ужасным мне показалось не место поцелуя, а нахождение меня в это время на письменном столе директора! Северус! Ты просто сумасшедший!
Я обхватываю её руками и говорю, сохраняя серьезный тон «а-ля-Снейп»:
— Рядом с тобой, любой может сойти с ума безболезненно! Ведь ты образец здравомыслия! Это как закон сохранения здравого смысла в природе. Если где-то его много, то где-то его станет меньше.
— Тогда куда делось наше суммарное здравомыслие, которое должно быть неизменным? — спрашивает Гермиона, тыкаясь в мою грудь лбом: — Кто-то иной его похитил? Я тоже чувствую, что теряю остатки здравого смысла. И, наконец, поцелуй ты уже меня нормально! Как я этого ожидала!
Я целую её в губы, а она виснет у меня на шее. Я придерживаю её за обнажившиеся ягодицы, а она начинает дрожать от возбуждения. С одной стороны, Гермиона моя законная жена, и я имею на нее все права, с другой стороны, неприятно, что она целует Снейпа, которого я сделал героем. Но все же это я? Или не я? А она это она или не она? Что за трудные проблемы ставит перед собой метаморф? Разве я мучился, когда превращался в актера Голливуда, чтобы понравится жене? Нет, дело лишь в моей неприязни к Снейпу. Мне не хочется, чтобы она была со Снейпом.
— А хорошо ли это? — говорю фразу бессмертного Пуговкина, отдышавшись: — Я высосал из тебя немного здравого смысла! И меня мучает совесть. Следовательно, по логике ты должна полностью его утратить.
— Так и есть! — страстно шепчет Гермиона.
— Тогда лучше переместиться в мою комнату, где никто кроме меня не станет свидетелем этого факта компрометирующего старосту гриффиндора, — быстро говорю я и увожу её из директорского кабинета, предварительно спрятав под распределяющей шляпой диадему.
В моей спальне муки совести меня моментально покинули, когда я увидел, как Гермиона снимает мантию, оставаясь в одной шелковой сорочке лишь слегка достающей до киски. Она разбудила во мне внутреннего зверя. Я зарычал и скинул с себя одежду. И мы сплелись телами на несколько часов. Несмотря на девственность и неопытность, Гермиона оказалась знатоком заклинаний для секса. И как снять усталость и как протянуть подольше. Похоже, в девичьих спальнях такие заклинания популярны к изучению.
Ближе к утру я понял, почему не могу найти гримуар. Потому что не спешу! Тут есть дела поинтересней, когда совершеннолетняя любимая спит рядом, чем книжки искать. Есть на что удачу тратить. Нет необходимости спешить обернуться за один-два дня. И что станет с бедной девушкой, когда я уйду, и вернется Сопливус? И погонит её с презрением из спальни? Об этом я не подумал. А почему я должен думать? Они взрослые пусть сами думают. Она сделала свой выбор. А Сопливус сделает свой. Если он такой идиот, что не захочет жить с ней, то… «будет он тогда совсем, мне неинтересен». Хотя, вру. Мне стыдно и чувство ответственности за дальнейшую судьбу этой Герми продолжает беспокоить.