Гарри Поттер и Орден Феникса
Шрифт:
Они разложили учебники в тени берёзы и уселись сами, в двадцатый раз слушая рассказ Рона о том, как вчера он взял свой первый мяч.
— Ну, то есть я ведь пропустил мяч от Дэвиса, так что полной уверенности в себе не было, но, не знаю уж почему, когда Брэдли полетел на меня — он и взялся-то неизвестно откуда, — я вдруг подумал: «Ты сможешь!» И у меня осталось не больше секунды, чтобы выбрать, куда кинуться, — понимаете, он вроде как метил в правое кольцо, ну, в смысле, для меня правое, а для него-то левое, — но мне будто внутренний голос подсказал, что он финтит, и я решил рискнуть и бросился влево — стало быть, от него вправо, —
— Ничего, — быстро ответил Гарри и уткнулся носом в конспект по трансфигурации, пытаясь стереть с лица улыбку. Правда же заключалась в том, что секунду назад Рон очень ярко напомнил Гарри другого игрока в квиддич, который когда-то ерошил себе волосы под этим же самым деревом. — Просто радуюсь, что мы победили, вот и всё.
— Да, — медленно сказал Рон, наслаждаясь звучанием этих слов, — мы победили. Ты заметил, какое лицо было у Чанг, когда Джинни схватила снитч прямо у неё под носом?
— Она, наверно, расплакалась, — горько сказал Гарри.
— Ага… правда, скорей от досады, чем от чего-нибудь ещё… — Рон слегка нахмурился. — Но ты хоть видел, как она отшвырнула метлу, когда приземлилась?
— Ну… э-э… — протянул Гарри.
— Честно говоря… нет, Рон, — сказала Гермиона с тяжёлым вздохом, откладывая книжку и устремляя на него извиняющийся взгляд. — Ты уж нас прости, но всё, что мы с Гарри видели вчера на стадионе, — это первый гол Дэвиса.
Живописно растрёпанные волосы Рона, казалось, поникли от разочарования.
— Вы не смотрели матч? — тихо сказал он, растерянно глядя на них. — Вы не видели ни одного моего броска?
— Ну… нет, — сказала Гермиона, примирительно дотрагиваясь до его руки. — Но мы не хотели уходить со стадиона, Рон, — нам пришлось это сделать!
— Да ну? — спросил Рон. Его лицо угрожающе покраснело. — Это зачем же?
— Из-за Хагрида, — сказал Гарри. — Теперь мы знаем, почему он вечно ходит в синяках с тех пор, как вернулся от великанов. Он позвал нас с собой в Лес, и мы не могли отказать — он так уговаривал… В общем, слушай…
Весь рассказ занял у него пять минут, по прошествии которых негодование на лице Рона уступило место глубокому недоверию.
— Он привёл одного из них с собой и спрятал в Лесу?
— Ага, — мрачно подтвердил Гарри.
— Да нет, — сказал Рон, словно, отрицая происшедшее, мог его изменить. — Нет, не может быть!
— И всё-таки он это сделал, — твёрдо сказала Гермиона. — Грохх примерно шестнадцати футов ростом, любит выдирать с корнем двадцатифутовые сосны и знает меня, — она хмыкнула, — под именем Герми.
У Рона вырвался нервный смешок.
— И Хагрид хочет, чтобы мы…
— Научили его английскому, — закончил за него Гарри.
— Он сошёл с ума, — сказал Рон почти благоговейным тоном.
— Да, — раздражённо подтвердила Гермиона, перевернув страницу «Ступенчатой трансфигурации» и хмуро разглядывая ряд диаграмм, иллюстрирующих превращение совы в театральный бинокль. — Я тоже начинаю так думать. Но, к несчастью, мы с Гарри обещали ему помочь.
—
— Ты прав, но вся беда в том, что… мы обещали, — жалким голосом сказала Гермиона.
Рон пригладил растрёпанные волосы. Казалось, он серьёзно задумался.
— Ну ладно, — вздохнул он. — Хагрида ведь ещё не выгнали. А если уж он продержался так долго, может, продержится и до конца семестра, и тогда нам не придётся даже близко подходить к Грохху.
Окрестности замка сияли на солнце, как чисто вымытые; безоблачное небо улыбалось своему собственному отражению в искрящейся глади озера; по шёлковым зелёным лужайкам изредка пробегала рябь от лёгкого ветерка. Наступил июнь, но для пятикурсников это означало одно: экзамены наконец придвинулись к ним вплотную.
Им больше не задавали ничего на дом; все уроки были посвящены повторению вопросов, которые, по мнению преподавателей, почти наверняка должны были встретиться им на экзаменах. В атмосфере лихорадочной, сосредоточенной подготовки Гарри забыл почти обо всём на свете, кроме СОВ, хотя порой, особенно на уроках зельеварения, гадал, удалось ли Люпину поговорить со Снеггом насчёт продолжения занятий по окклюменции. Если и удалось, то Снегг, видимо, проигнорировал Люпина так же, как теперь игнорировал Гарри. Впрочем, Гарри это вполне устраивало: у него хватало забот и волнений и без дополнительных уроков со Снеггом, да и Гермиона, к его облегчению, была в эти дни слишком занята для того, чтобы ругать его за пренебрежение советами Дамблдора; она ходила, постоянно бормоча что-то себе под нос, и вот уже который вечер не оставляла по углам одежду для эльфов.
Гермиона была не единственной, кто в преддверии СОВ начал вести себя странно. У Эрни Макмиллана появилась дурная привычка расспрашивать всех подряд о том, как они готовятся к экзаменам.
— Сколько часов в день у вас уходит на подготовку? — с маниакальным блеском в глазах спросил он у Гарри и Рона, когда они вместе шли на травологию.
— Не знаю, — сказал Рон. — Несколько.
— Больше восьми или меньше?
— Меньше, наверно, — ответил Рон, слегка встревоженный.
— У меня восемь, — выпятив грудь, сказал Эрни. — А то и все девять. Я ещё по часу до завтрака каждый день выкраиваю. Восемь — это у меня средняя цифра. В удачный выходной могу и до десяти дотянуть. В понедельник у меня получилось девять с половиной. Во вторник не так хорошо — всего семь с четвертью. Зато в среду…
Гарри был очень благодарен профессору Стебль за то, что в этот момент она пригласила их в оранжерею и Эрни пришлось замолчать.
Тем временем Драко Малфой нашёл новый способ сеять панику.
— Разумеется, важно не то, сколько вы знаете, — громко поучал он Крэбба и Гойла перед уроком зельеварения за несколько дней до начала экзаменов. — Важно, кого вы знаете. Отец уже много лет на короткой ноге со старухой Гризельдой Марчбэнкс, председательницей Волшебной экзаменационной комиссии, — она и на званых ужинах у нас бывала, и вообще…