Гарри Поттер. Полная коллекция
Шрифт:
Одевшись, он пошел через холл на кухню. Стола практически не было видно под коробками и свертками. Похоже, Дудли, как и хотел, получил в подарок и новый компьютер, и второй телевизор, и гоночный велосипед. Зачем ему гоночный велосипед, оставалось для Гарри загадкой: толстяк Дудли терпеть не мог шевелиться – разве лишь затем, чтобы кому-нибудь вмазать. Боксерской грушей чаще всего служил Гарри – если, конечно, его удавалось поймать. По виду не скажешь, но бегал Гарри очень быстро.
Возможно, из-за жизни в темном чулане Гарри был маловат и щупловат для своего возраста. А выглядел еще мельче
– Это из-за аварии, в которой погибли твои родители, – ответила тетя Петуния. – И не задавай дурацких вопросов.
Не задавай дурацких вопросов – первое правило спокойной жизни дома Дурслеев.
Дядя Вернон вошел в кухню, когда Гарри переворачивал бекон. – Причешись! – рявкнул дядя вместо утреннего приветствия.
Примерно раз в неделю дядя Вернон взглядывал на Гарри поверх газеты и кричал, что мальчишке надо подстричься. Гарри стригли, наверное, чаще, чем всех остальных мальчиков в классе, вместе взятых, но толку не было никакого, ибо так у него росли волосы – во все стороны.
Когда на кухню в сопровождении мамы явился Дудли, Гарри уже бросил на сковородку яйца. Дудли был очень похож на дядю Вернона: такое же крупное розовое лицо, отсутствие шеи, те же водянистые голубые глазки и густые светлые волосы, ровной шапкой облеплявшие большую толстую голову. Тетя Петуния называла Дудли ангелочком – Гарри звал его «шпиг надел парик».
Гарри расставил тарелки с яичницей, что оказалось непросто; на столе почти не было места. Дудли тем временем подсчитал подарки. Лицо его помрачнело.
– Тридцать шесть, – сказал он, поглядев на родителей. – На два меньше, чем в прошлом году.
– Котинька, ты забыл посчитать подарочек от тети Марджи, видишь, вот он, под большой коробочкой от мамули с папулей.
– Ну хорошо, тридцать семь. – Дудли побагровел.
Сообразив, что грядет истерика, Гарри стал торопливо глотать бекон, а то как бы Дудли не перевернул стол.
Тетя Петуния, очевидно, тоже почуяла опасность и затараторила: – И мы купим тебе еще два подарка, когда пойдем гулять, да? Как тебе такое, пончик? Еще два подарочка. Хорошо?
Дудли задумался. Что для него явно было непросто. И наконец медленно выговорил:
– Так что у меня будет тридцать… тридцать…
– Тридцать девять, конфеточка, – подсказала тетя Петуния.
– Ага. – Дудли плюхнулся на стул и схватил ближайший сверток. – Тогда ладно.
Дядя Вернон одобрительно хмыкнул:
– Медвежоночек знает себе цену – весь в папу. Молодчина, Дудли! – и взъерошил сыну волосы.
Зазвонил телефон. Тетя Петуния пошла ответить, а Гарри и дядя Вернон наблюдали, как Дудли распаковывает
– Плохие новости, Вернон, – объявила она. – Миссис Фигг сломала ногу и не сможет с ним посидеть. – Тетя Петуния мотнула головой в сторону Гарри.
Дудли в ужасе разинул рот, зато сердце Гарри всколыхнулось от радости. Каждый год в день рождения родители устраивали Дудли праздник – брали его с кем-нибудь из друзей на аттракционы в парк, кормили гамбургерами или водили в кино. А Гарри на это время сдавали миссис Фигг, чокнутой бабке, которая жила через две улицы. Гарри терпеть не мог с ней оставаться. Там в доме воняло капустой, и она заставляла Гарри рассматривать фотографии кошек, которых за долгую жизнь у нее перебывало великое множество.
– И как быть? – Тетя Петуния возмущенно посмотрела на Гарри, словно все это было его рук дело. Тот понимал, что должен бы посочувствовать миссис Фигг, да только не мог себя заставить: ведь теперь впереди еще целый год без Снежинки, Пуфика, дяди Лапки и Хохлика!
– Давай позвоним Марджи, – предложил дядя Вернон.
– Не говори глупостей, Вернон, сам знаешь – она ненавидит мальчишку.
Дядя с тетей часто говорили о Гарри в его присутствии так, будто его нет рядом; точнее, так, будто он – какой-то мерзкий слизняк и не в состоянии их понять.
– А эта, как бишь ее, твоя подруга… Ивонна?
– В отпуске на Майорке, – отрезала тетя Петуния.
– Оставьте меня дома, – с надеждой предложил Гарри (он в кои-то веки сможет посмотреть по телевизору что захочется или даже поиграть на компьютере Дудли).
Тетя Петуния скривилась, точно разжевала лимон.
– Чтобы потом вернуться к руинам? – проворчала она.
– Я не взорву дом, – сказал Гарри, но его не слушали.
– Давай возьмем его в зоопарк… – медленно заговорила тетя Петуния, – …и оставим в машине…
– Машина, между прочим, новая, я его там одного не оставлю…
Дудли громко зарыдал. Не по-настоящему, конечно, – он сто лет не плакал по-настоящему, – но знал, что, если как следует скривиться и завыть, мама сделает для него что угодно.
– Динки-дуди-дум, не плачь, мамочка не позволит ему испортить тебе праздник! – воскликнула тетя Петуния, обвивая руками шею сына.
– Я… не… хочу… чтоб… он… шел… с… нами! – голосил Дудли между притворными всхлипами. – Он в-вечно в-все портит! – И Дудли злорадно ухмыльнулся Гарри из-под маминых рук.
Тут раздался звонок в дверь.
– Боже мой, уже пришли! – в отчаянии вскрикнула тетя Петуния – и на пороге возник лучший друг Дудли, Пирс Полкисс, с мамой. Тщедушный, с крысиным лицом, Пирс обычно выкручивал руки тем, кому Дудли собирался вмазать.
Дудли сразу перестал плакать.
Через полчаса Гарри, не веря своему счастью, впервые в жизни ехал в зоопарк – рядом с Дудли и Пирсом, на заднем сиденье. Дядя с тетей так и не придумали, куда бы его сплавить, но перед отъездом из дома дядя Вернон отвел его в сторонку и прошипел, приблизив к нему огромное багровое лицо: