Гарсиа Маркес
Шрифт:
Опубликованный почти через двадцать лет после «Ста лет одиночества» роман «Любовь во время холеры» был почти так же восторженно принят и читателями, и критикой Латинской Америки, США, Испании, Англии, Франции, Германии, Италии, Швейцарии, Японии, Индии. Эта «чарующая, блистательная и душераздирающая», как писала критика, книга продемонстрировала «миру, что талант великого колумбийца не только не угас, не померк, но обрёл чрезвычайную новую силу, глубину и яркость».
Роман имеет несколько ложных завязок, а герой появляется лишь на шестидесятой странице текста, когда читатель вдруг оказывается у гроба персонажа, которого он с полным основанием уже зачислил в штат главных. Впрочем, когда всё встаёт на свои места, оказывается, что персонаж, которого читатель похоронил (в прямом и переносном смысле слова), всё-таки не совсем уж и второстепенный. И так, волнами, от одного героя к другому, течёт река повествования, то поворачивая вспять, ко временам давно ушедшим, то стремительно нагоняя современность, закручивая омуты отдельных часов и дней.
Один из основных литературных мизантропов, беспощадный критик всего и вся писатель Томас Пинчон (кстати, ярый антикоммунист), разругавший даже «Сто лет…», признал, что «надо иметь невероятное мужество, чтобы писать про любовь в нынешнее время, но Гарсиа Маркес блестяще справился с задачей». И далее: «Боже! — как же здорово он пишет! Со страстной сдержанностью, с маниакальной безмятежностью… А последняя глава — просто чудо! Никогда не читал ничего подобного. Настоящая симфония… восхитительный, душераздирающий роман».
Через много лет Маркес сказал, что, перечитав «Любовь…», удивился, как это у него получилось тогда — хотя думал, что скоро умрёт. И был горд за себя.
Здесь будет логичным нарушить хронологическую последовательность и перенестись вперёд, к экранизации книги.
В августе 2004 года после двадцати лет уговоров Маркес продал права на экранизацию романа «Любовь во время холеры» голливудской кинокомпании «Stone Village Pictures». Съёмки проходили в 2006 году в Картахене-де-Индиас, на Карибском побережье Колумбии. «Ранее, — писали картахенские газеты, — Маркес изредка позволял снимать фильмы по своим книгам латиноамериканским, испанским, итальянским режиссёрам, но никогда — североамериканским. По словам дона Габриеля, на сотрудничество с Голливудом, выгодное в материальном плане, его подвигла неуверенность в будущем благосостоянии его семьи — жены Мерседес и сыновей Родриго и Гонсало».
Снимать фильм Голливуд доверил Майклу Ньюэллу — режиссёру известных фильмов «Четыре свадьбы и одни похороны», «Улыбка Моны Лизы» и одной из серий про Гарри Поттера. Над сценарием вместе с самим Маркесом работал Рональд Харвуд, получивший «Оскара» за историю для ленты Романа Полански «Пианист».
«Переводить язык Маркеса в киноязык мне было очень трудно, — поведал режиссёр Ньюэлл на пресс-конференции. — Маркес рассказывает историю, потом отматывает её назад и рассказывает снова с дополнительными деталями. И история начинает звучать иначе. А потом опять отматывает и опять рассказывает по-другому. Его романы — как слоёное тесто. Снимаешь верхний слой-смысл, а под ним — бесконечное число других тонких смыслов-слоёв…»
В главных ролях — итальянка Джованна Мецоджорно и испанец Хавьер Бардем — звезда фильмов «Призраки Гойи» Милоша Формана и «Старикам здесь не место» братьев Коэнов.
«Конечно, любовь у Маркеса всегда странная, — сказала актриса Джованна Мецоджорно. — Она основана на физиологии, но при этом слишком сильная и вечная, чтобы быть просто животной страстью. Мы снимали в Колумбии, откуда родом и Маркес, и его история. „Любовь во время холеры“ — это межнациональная и в то же время очень колумбийская история, хотя и звучит в данном случае по-английски. Это история всепобеждающей, торжествующей любви!..»
Тридцативосьмилетний Хавьер Бардем, в середине 2000-х переживавший роман с одной из самых красивых актрис мира Пенелопой Крус, на той же пресс-конференции заявил, что был счастлив сыграть и пережить столь возвышенную любовь.
«— Полагаю, мы все в этом мире верим в романтическую любовь, подобную той, что испытывает мой персонаж, иначе зачем просыпаться по утрам?.. Мне как раз и было четырнадцать, когда я увидел на тумбочке у сестры этот роман. Я тут же схватил книгу, сестра закричала: „Положи на место!“ — но не тут-то было. Девяносто процентов я тогда, конечно, не понял, но меня полностью загипнотизировали описания Колумбии. Кажется, это было моё первое путешествие при помощи книги — меня словно перебросили в другую страну. Я, конечно, следил за сюжетной линией, но в конце концов всё равно увяз в описаниях вкусов и запахов фруктов. Это же Маркес!
— По-вашему, любовь — это болезнь?
— Определённо. Я согласен с Маркесом и уверен, что можно провести параллель между любовью и холерой — и то и другое сопряжено с чувством умирания. Умирания от заразы и умирания от страданий неразделённого чувства. Ну да, любви всегда сопутствует боль.
— В книге ясно дано понять, что при всех своих многочисленных увлечениях герой сохраняет верность одной женщине. Как считаете, вам это удалось передать на экране? И поверила ли Пенелопа Крус?
— Не знаю насчёт Пенелопы… Трудность в том, что говорит он одно, а делает совершенно противоположное. В книге он произносит фразу, которая, кажется, в итоге не попала в фильм: „Я могу её обмануть, но изменить ей — никогда“. Каждая любовница приближает героя к предмету его пожизненной страсти… А вообще работать на родине великого Маркеса было прекрасно!
— Вы лично знакомы с ним?
— Мне посчастливилось дважды говорить с ним по телефону. Он дал мне очень ценные советы в смысле трактовки образа. „Мой герой, — сказал писатель, — ни разу в жизни не повысил голоса. Он из тех, кто ни за что не станет привлекать к себе внимание. В нём есть что-то от бездомной собаки — он вызывает желание о нём позаботиться. Потому что по всему его виду, даже по походке, заметно, как ему не хватает любви“.
— Вам не кажется, что именно это свойство — вызывать желание о нём позаботиться — помогло вашему герою переспать с шестью сотнями женщин?
— По-моему, женщины — они все чокнутые. В том смысле, что они могут разглядеть в мужчине нечто совсем уж непонятное! Я даже сказал режиссёру: жаль, что в фильме нет шестисот двадцати двух дам, которые на самом деле, по книге, побывали в постели моего героя, — ведь как можно было всё это показать!.. А если серьёзно, то благодаря Маркесу я понял, что такое любовь».
В середине 1980-х, во времена «перестройки и гласности», Маркес зачастил в СССР, чувствуя, что именно на этой одной шестой части земли решаются судьбы человечества.
— Перестройка только начиналась, — вспоминает Людмила Синянская. — Ещё были нерушимы дружба и Союз Советских Социалистических Республик, включая и прибалтийские, ещё высилась незыблемым утёсом Берлинская стена, и самая правдивая на свете газета «Правда» оповещала обо всём многообразии мировых событий в свете решений последнего съезда партии (именно в этой газете на следующий день будет напечатана беседа Горбачёва и Гарсиа Маркеса, состоявшаяся в то утро). И даже самые смелые умы ещё не могли предположить, каким образом, а главное — с какой головокружительной скоростью будут разворачиваться события в стране. Но основное было ясно — есть стремление изменить то, что дальше не могло длиться, хотелось сделать что-нибудь… Очертания грядущих изменений чётко не представлялись никому, уж мне-то во всяком случае, но верилось, что и на своём месте можно сделать что-то полезное. Гарсиа Маркес был не просто очень известным писателем, взлетевшим на гребне «бума» латиноамериканской литературы, но и заметной политической фигурой, к нему не только прислушивались в его родной Латинской Америке, но и в Европе его имя звучало среди первых.