Гаухаршад
Шрифт:
Геворг, задумавшись, ехал по лесной тропинке. Все его мысли были о ханской дочери. Гаухаршад завладела его душой и, как верблюжья колючка, впилась в сердце. Его первой юношеской влюблённостью была красавица-черкешенка, оставшаяся в далёком крымском прошлом. Он быстро свыкся с мыслью, что подобная девушка может стать достоянием лишь богатого и знатного вельможи. Такую красавицу нельзя было любить, ею можно было только восхищаться. И ему в своих притязаниях следовало стать более скромным. Ханбика сама воспламенила в нём нежданное чувство в то солнечное, летнее утро, когда пожелала остаться со своим
– Отец, если я твой сын, то желаю принять ислам. Я стану мусульманином, и мне откроется истина, которой ты придерживаешься, и ложь, которой ты сторонишься. Я предам свой лик Аллаху, Господу миров, и не буду причастен ни к какой другой вере, противной исламу!
В тот же день отец направил его к мулле-хазрату [39] . Геворг думал, что идёт по праведному пути и не будет греха в том, если он станет близок с ханбикой, раз он принял её веру. Долго лелеемое тщеславие привело его к безумным, несбыточным мыслям. Но хрупкий дворец мечтаний, воздвигаемый им, рухнул в одночасье от беспощадных слов Гаухаршад. Геворг ощутил себя преданным и обманутым любимой девушкой и собственным отцом.
39
Хазрат – духовный наставник.
Ханбика изнемогла от страстных утех. Она откинулась на шкуры и томно простонала:
– О, как я хочу пить!
Турыиш поднёс к её губам глиняную чашу с родниковой водой. Она глотала с жадностью, обливалась и смеялась над своей неловкостью. Юзбаши с улыбкой любовался её детской непосредственностью. Мгновение назад эта девушка превратилась в его руках в женщину, и он не знал, радовало его или угнетало это обстоятельство. А она и не желала давать ему передышки и времени на бесполезные раздумья, отшвырнула чашку и вновь протянула руки, требовательно позвав:
– Иди же ко мне! Позволь мне умереть в твоих объятьях, любимый мой…
Геворг приник к оконцу, не в силах отвести взгляда от пляшущих бликов пламени, гудящего в очаге, и от сплетённых в любовной схватке тел. Лицо его онемело, свелось судорогой отчаяния, а руки вцепились в кинжал, когда-то подаренный отцом. Он с трудом заставил себя отойти в сторону, упал на колени и принялся молиться, и, лишь закончив молитву, понял, что молился не тому богу, и не те молитвы, каким учил его мудрый хазрат, возносил в темнеющие небеса.
Глава 7
На следующее утро юноша попросил отца отпустить его в Казань.
– Что же ты будешь там делать? – недоумённо вопрошал сына Турыиш.
– Меня мучают раздумья о жизни моей, – опуская взгляд, промолвил Геворг. – Я не совершил дел, угодных Аллаху, мои помыслы ничтожны перед престолом Всевышнего.
– Куда же ты направишь свой путь?
Геворг молчал, избегая смотреть в глаза отца.
– Сын мой, к чему совать ногу в стремя, если не желаешь
Геворг тряхнул головой, словно отгонял видение, возникшее перед его взором:
– Я желаю ехать сейчас. Дозвольте, отец, я вернусь в столицу и займусь науками. Путь воина не для меня…
Турыиш тяжело вздохнул:
– Ты возмужал, Геворг, стал взрослым. Я не могу и далее распоряжаться твоей судьбой. Одно беспокоит моё сердце: наши дороги могут разойтись навсегда.
– Аллах велик, – быстро отвечал юноша, – в его воле даровать нам встречу.
Глухой стук копыт коня, который унёс Геворга, давно уже затих на лесной, подмёрзшей за ночь тропе, а Турыиш всё ещё смотрел вослед, словно силился разглядеть среди темнеющих деревьев силуэт сына. Гаухаршад неслышно подошла к нему, коснулась рукава тёплого бешмета своего возлюбленного:
– Ты его отпустил?
– Он уже вырос, моя госпожа, и я не могу вечно удерживать его рядом. Боюсь, я так и не смог стать ему хорошим отцом.
Она, заглянув в страдающие глаза, прошептала тихо:
– Расскажи…
Турыиш никому не рассказывал, когда и как в его жизни появился сын. Но ей, юной женщине, подарившей ему самые лучшие мгновения жизни, захотел поведать обо всём. В жарко натопленном домике он притянул Гаухаршад к себе:
– Повелительнице самое место в моих объятьях. – Поцеловал ласково и переспросил: – Госпожа, желает ли ваше сердце, чтобы я донёс до вас эту грустную историю?
– Желаю, – прильнув к мужчине, улыбнулась ханбика. – Я желаю знать о тебе всё!
Турыиш помрачнел, словно тень тяжёлых воспоминаний накрыла его лицо, и всё же начал свой рассказ:
– В те времена я был не старше Геворга. Меня миновала чаша любви, ни одна женщина не тронула моего сердца. Нашим уделом была война. Нас было четверо. Братья, ушедшие за мурзой Хусаином, вашим дядей, искать удачи и воинского счастья в чужих землях. Мы объехали всю степь, навестили ханум Нурсолтан в Казани, а после отправились в Крым. Нашим новым господином стал хан Менгли-Гирей, и мы долгие годы верно служили ему. Крым – поистине благословенная и богатейшая земля, многие зарились на владения хана Менгли. Однажды повелитель был изгнан из Салачика ордынцами. Бежали вместе с господином и мы. Менгли-Гирей не мог вернуть себе трона без сильной поддержки и решил привлечь на свою сторону генуэзцев. Хан отправился в Кафу, и нам было приказано поселиться в этом богатейшем городе, но только тайно, соглядатаями.
Я был избран гонцом, и однажды мне пришлось доставить известие сторонникам Менгли-Гирея. Путь мой лежал по предместьям Солхата, который находился в руках исконных врагов рода Гиреев. Я натолкнулся на вооружённый отряд рыскавших по аулам ордынцев. В поисках наживы кочевники не останавливались ни перед чем, они завидели на дороге одинокого всадника и кинулись за мной. Но недаром братья избрали гонцом меня, ещё в степи я прослыл лучшим наездником, лишь одно беспокоило меня: мой жеребец устал, а кони преследователей были свежи и полны сил. В стороне от дороги я увидел поросшее лесом предгорье и повернул туда в отчаянной попытке укрыться от ордынцев. Уже на опушке леса меня настигла меткая стрела, я упал на холку коня, истекая кровью. Жеребец мой нёсся через лес, и ветки хлестали моё лицо.
Конец ознакомительного фрагмента.