Гаури
Шрифт:
Мола Рам, пораженный наглостью Амру, все же сумел сдержать себя. Он подошел к нему и даже обнял его.
— Быстрее идите сюда, — сказал пандит [10] Бхола Натх, который сидел почти голый под балдахином у ритуального костра в центре двора. Всем было ясно, что этот балдахин Лакшми и Амру взяли напрокат, так же как Панчи одолжил пони, чтобы приехать к невесте.
— Несите приданое во внутреннюю комнату, — приказал Амру, беря на себя роль распорядителя свадебной церемонии. — Мальчик пусть поможет пандиту Бхоле Натху. Невеста сейчас наверху со своими подругами и скоро сойдет вниз. Спешить некуда, пандит-джи, впереди целая ночь, — добавил
10
Пандит — ученый-брахман, знаток вед — священных книг индусов.
Согласно обычаю гости сняли с Панчи обувь, и он пошел по краю двора, покрытого ковром, осторожно пробираясь среди гостей, которые в праздничных белых одеждах, разноцветных жилетках и тюрбанах сидели вокруг жертвенного огня.
Амру подошел к пандилу Бхоле Натху и, взяв его за руки, стал что-то шептать на ухо.
Пандит утвердительно кивал головой, но Панчи показалось, что барабанный бой на террасе, шум песен, болтовня гостей и жар жертвенного костра мешают старику понять, что говорит Амру. Как только Амру в сопровождении Лакшми и Молы Рама ушел с террасы, Бхола Натх велел невесте спуститься с террасы и начал по памяти читать священные стихи.
Второй раз Панчи обходил жертвенный огонь вместе с Гаури, которая была привязана к нему концом передника. Ему хотелось лишь одного: поскорее покончить с этим сложным и утомительным ритуалом и поднять, наконец, красное покрывало, закрывающее ее лицо, чтобы убедиться, что она не дурнушка и у нее такая же светлая кожа, как у матери. Ведь не раз уже молва делала из уродливой невесты красавицу. Точно так же могли обмануть и его. Правда, многие люди утверждали, что Гаури красива, но ведь всякое бывает… Он снесет и жару, и пот, и монотонные молитвы, лишь бы его надежда сбылась! Но когда уже пошел третий круг, из сарая донеслась громкая перебранка. Затем оттуда вышел возмущенный Амру и, подойдя к Бхоле Натку, громко прошептал:
— Постойте, пандит-джи! Перестаньте кружиться вокруг огня! Нас обманули! В приданом одни только дешевые позолоченные побрякушки!
Однако пандит Бхола Натх продолжал читать священные стихи, словно был совершенно глух ко всяким низменным материальным расчетам.
Вслед за Амру из сарая показалась Лакшми. Она понимала: случилось то, чего и следовало ожидать, за свою дочь она получила лишь несколько безделушек из накладного золота. Мола Рам не выполнил подразумеваемого условия, что к приданому будет приложен куш деньгами. А она так надеялась получить за Гаури достаточно денег, чтобы купить буйволицу и расширить свою молочную торговлю. От обиды ее веселые серо-зеленые глаза затуманились слезами. Но тут же со свойственным ей практицизмом она стала прикидывать, что можно будет урвать из свадебных нарядов, которые привез Мола Рам.
— Продолжай священный обряд, пандит Бхола Натх, — сказала она, — и не обращай внимания на Амру… Ведь ненавидеть или любить можно только равных себе. Будем считать, что я отдаю Гаури этим людям из милости…
И она величественно проследовала в комнату, расположенную за верандой.
Когда огонь обошли четыре раза, снова неистово загремел оркестр Акбара Шаха, возвестив о начале свадебного празднества. Гостей рассадили во дворе дома Амру. Тут же рядом стояли односельчане невесты, добровольно взявшиеся разносить гостям лакомства, приготовленные толстым деревенским кондитером Дасратхом.
Наглые слова Амру о приданом и оскорбительные намеки Лакшми, понятные любому из гостей, окончательно отравили Панчи всю радость свадебной церемонии. Он чувствовал, как в нем поднимается ненависть к деньгам —
Женщины из Большого Пиплана начали с Молы Рама. Хор спрашивающих пропел:
Эй, Мола Рам, мерзавец, Скажи нам, кто ты есть?И другой хор ответил:
Я Мола Рам, Я Мола Рам! Мое лицо сурово, Ведь я большущий рева. Я прежде был сержант — Вся гордость моя в том. С приданым всех надул я, Я с правдой не знаком.Потом пришел черед старосты деревни Малый Пиплан, шестидесятилетнего субедара Ачру Рама. Обращаясь к нему, хор пропел:
Эй, Ачру, растлитель дочерей, Где ты оставил свою честь?Другой хор ответил:
Я в армии ее забыл, Я вру, что очень беден. Вконец Пиплан я разорил, Пиплан мой голоден, уныл, А мы с Бирбалом что есть сил Его нещадно грабим.По мере того, как шутки делались все острее, на стол стали подавать сладкое. Появился рисовый пудинг, засахаренные сливы, пирожные и другие лакомства. Старшие, церемонясь, брали понемногу, мальчишки вынули цветные носовые платки и, не стесняясь, принялись заворачивать в них сласти, чтобы отнести домой. Затем последовал творожный пудинг.
Ко всеобщему удивлению, к концу пиршества стали твориться странные вещи. Все гости почему-то принялись до неприличия громко хохотать и нести страшную чепуху. Взаимные оскорбления, которые они бросали в лицо друг другу, далеко превосходили все то, что говорили о них женщины, сидевшие на террасе. Молодые даже начали драться. Те, кто был покрепче желудком, спохватились первые.
— Эй, молодежь, осторожнее, в твороге — гашиш! — крикнул Мола Рам.
— Пора идти, — решительно встал субедар Ачру Рам и, кое-как собрав всю шумную ватагу жителей Малого Пиплана, повел ее обратно на постоялый двор. Кто потрезвее помогали идти остальным, а женщины, подруги невесты, щедро отпускали острые словечки и шутки, издеваясь над юношами за то, что они так легко дали себя провести и наелись гашиша.
Между тем подружки невесты увели Панчи на «смотрины».
Когда его вводили во внутренний двор, он, обычно не отличавшийся застенчивостью, держался очень робко. Затем робость сменилась жгучим стыдом: в присутствии невесты, которая сидела укрытая покрывалом, в окружении своих подруг, сопровождавшие его девушки сделали его мишенью своих шуток.
— Иди, иди, — говорила темнокожая девушка с красивым тонким лицом, подталкивая Панчи вперед. — Меня зовут Паро, я подружка твоей жены Гаури, и тебе нечего меня бояться!