Шрифт:
Александр ВИН
ГАВАНЬ ЧЕРЕМИНГО
«Счастливы люди,
в чьи города по утрам залетают чайки…»
За канализацией добросовестно следили и его отец, и дед.
Это нехитрое дело позволило им ровно прожить в разное время и в разных городах свои одинаково
Многим незначительным людям, среди которых последние годы вынужденно существовала их небольшая семья, приходилось, конечно, сетовать на различные жизненные обстоятельства, но именно его судьба огорчила вдвойне: ужасной чёрной повязкой на пустой глазнице он был похож на пирата, а вот морским разбойником никогда не был, о чём тяжко и бесполезно сожалел.
…К рабочим кварталам трёх гигантских текстильных мануфактур с запада плотно примыкали ряды многоэтажных доходных домов, под угрюмыми крышами тёмных зданий тесно и голодно жили десятки тысяч людей, а он вот уже который год привычно и честно выполнял всё ему порученное, ответственно наблюдая, чтобы внутренности этих чудовищных, по сути и по внешнему облику, человеческих муравейников никогда не пересыхали бы без питьевой воды и вовремя, в нужном порядке, с соблюдением всех законов, могли изрыгать эту использованную воду наружу.
Никому не было интересно, откуда он здесь когда-то появился и как достался ему, такому безобразному, в сыновья чудесный четырехлетний мальчишка Кит.
Чугун канализации и холодные, почти всегда ржавые водопроводные трубы кормили его и сына.
За годы такой работы он привык точно знать, какую квартиру и в каком доме должны вскоре покидать жильцы. Люди в его районе часто умирали от преждевременной старости, иногда погибали в цехах мануфактур, разорялись, а он всегда опытно чувствовал, какая жалкая мебель и нищенская утварь может остаться в их жилищах после вынужденного бегства несчастных. Изредка его звали грузить скудное имущество отъезжающих, и благодарностью за такой труд бывало неизменное предложение какого-нибудь ненужного людям в пути сломанного стула или искалеченной временем детской игрушки.
В подвалах и на чердаках доходных домов всегда можно было найти пыльные книги, связки жёлтых газет, старые одеяла и он пользовался каждым удачным случаем, чтобы принести домой что-нибудь полезное.
Он много и тщательно трудился, сознательно отказываясь от странно незанятых делами выходных дней, стремился всегда и в каждом сложном техническом случае быть необходимым, понимая, что о таком выгодном местечке мечтают многие из хмурых безработных мужчин, живущих в тёмных домах по соседству, и что в случае любого своего промаха или проявления безответственности он может быстро потерять в жизни всё.
Управляющий, однажды поначалу отметив его добросовестность и честность, иногда рекомендовал его для работы в богатых домах по соседству, за рекой, и, если уж вдруг так случалось, снисходительно позволял ему сделать что-нибудь личное по хозяйству в счёт задержки в оплате арендуемого им подвальчика.
Какие-то денежные крохи он всё равно откладывал, опасаясь не успеть…
В далёком спокойном детстве он часто расстилал на полу географическую карту и мечтал обязательно написать там маршрутами своих будущих путешествий и приключений собственное имя. Сейчас же, часто пробираясь по замусоренным улицам в свой тёплый и затхлый подвал, он упрямо думал о том, что неведомый ему самому сияющий океан когда-нибудь непременно должен увидать его сын.
Маленький Кит рос в каменном сумраке бледным и тихим, любил читать в одиночестве те самые книги без обложек, которые отец приносил с чердаков, и которые они сначала непременно прочитывали вслух вместе; сын привык не скучать и не плакать, пока он подолгу бывал на работе. Иногда, правда очень редко, когда им выпадала возможность немного погулять, они уходили за дальний забор фабрики, в царство грязно-зелёной травы и тощих низких кустов.
Кит часто понемногу болел, но денег даже на простые лекарства никак не могло хватить, хоть он и готов был ради сына в каждую минуту взяться за любую предложенную работу.
Конец ознакомительного фрагмента.