Гавань Семи Ветров
Шрифт:
Девушка поднесла артефакт к лицу, прижала его к глазам Денис молча ждал результата — судя по молчанию, вряд ли он будет обнадеживающим.
— Ничего, — вздохнула Таяна. — Совсем ничего…
Она сейчас была очень красива — тонкая, изящная фигурка замерла на краю глубокой впадины, волны золотистых волос шевелят слабые порывы ветра.
— Смешно было надеяться. — Она повернулась к Дьену. Огромные очки делали ее похожей на стрекозу, граненое стекло очень напоминало фасеточные глаза насекомого. За синевой искрящихся граней было совершенно не видно глаз. Она стояла и смотрела на Дениса, как ему казалось, а он любовался девушкой… пока не понял, что ее молчание по непонятной причине затягивается.
— Что-то случилось? — обеспокоенно спросил он. Таяна медленно сняла
— Посмотри сам…
Денис приложил синие стекла к глазам.
Мир изменился. Жаров подсознательно ожидал, что сейчас все окрасится в более или менее густой синий цвет, и для того, чтобы разобрать детали окружающего мира, придется до рези в глазах вглядываться в эту синеву.
Но все было иначе. Сквозь странные стекла виделся тот же самый мир — и в то же время немного другой. Руины Цитадели, переливающиеся гранями обломки хрустальных стен, разом утратили свое ослепительное сияние, превратившись в странные сплетения чего-то, напоминающего застывшие вихри серой, не слишком приятной на вид субстанции. Как будто бы вдруг остановилась пыльная буря и множество крошечных смерчей и завихрений, разом обретя твердость, сложились в изломы крепостной стены.
Воронка на том месте, где когда-то стоял Шпиль Познания, чуть заметно светилась зеленоватым светом. Видимо, это говорило о том, что здесь когда-то была применена сильная магия — во всяком случае, эта мысль первой напрашивалась, иначе почему бы зеленое свечение заканчивалось у самого края воронки.
— Не туда смотришь, — послышался словно доносящийся издалека голос Таяны.
Денис подумал, что эта вещь и в самом деле была не просто очками, в которые вставили магическое стекло, она явно меняла все восприятие, не только зрительное — но и слуховое, а возможно, воздействовала и на прочие органы чувств. Словно в подтверждение этой мысли он вдруг ощутил запах… странный запах, не то чтобы неприятный, но какой-то тревожный, заставляющий холодок страха пробежать по коже.
Видимо, он вздрогнул и поежился, потому что снова услышал голос Таяны.
— Ты тоже почувствовал это? «Ветер смерти»… его так называют. Здесь когда-то умерло очень много людей, очень много… следы этих смертей остаются на века, их можно ощутить. Животные чувствуют это очень хорошо, наверное, именно поэтому скакуны отказались идти на пепелище. А теперь оглянись.
Жаров послушно повернулся. И, как совсем недавно Таяна, тоже замер от удивления.
Разрушенная башня, Тирит-де-Тор, та самая, которую они осматривали вчера в сумерках, теперь казалась неповрежденной. Состоящая из тех же сплетенных в прочную массу застывших вихрей, она возвышалась над руинами, и только тонкая линия зеленого пульсирующего огня опоясывала ее на высоте полугора человеческих ростов, изгибаясь неровными острыми зубцами.
Дверной проем, в который они входили, теперь тоже выглядел иначе. Сквозь синие стекла Жаров видел дверь — переживающуюся волнами золотого пламени, но все же видимую до мельчайших деталей — массивные створки, украшенные витиеватой металлической отделкой, ручка, выполненная в виде головы какого-то чудовища. Жаров понимал, что вчера они прошли сквозь дверной проем, и там не было никакого намека на дверь, но сейчас он видел ее собственными глазами.
— Невероятно… — прошептал он, понимая, что это слово дажe в малой степени не отражает всей фантастичности того, что он видел.
— Похоже, Тирит-де-Тор цела и невредима, — голос волшебницы был еле слышен, словно пробиваясь сквозь толстый слой ваты, — и дверь туда ведет через Тонкий путь… с ума сойти, даже несмотря на рассказ Хранителя, я все равно до конца не верила.
Денис продолжал осматривать башню. Да, теперь становилось ясно, что во времена своего величия Хрустальная Цитадель и впрямь поражала воображение. Башня… нет, это слово и в самом деле здесь не слишком подходило. Шпиль — это звучало куда лучше. Шпиль был высоким, не менее семи-восьми этажей. Узкие окна были затянуты чем-то прозрачным, похожим на стекло… но ему казалось, что эта прозрачная пленка чуть заметно колеблется под воздействием слабого ветерка.
Он осторожно снял с лица «Глаза Истины» и вновь посмотрел на Тирит-де-Тор. Все то же — руины, неровные обломки стены, зияющий провал входа, сквозь который видны куски рухнувших перекрытий.
— Значит, она цела?
— Значит, она всегда была целой, — ответила Таяна, явно борясь с желанием снова ухватиться за магический артефакт. — С самого начала… все эти обломки — не более чем иллюзия.
— Их же можно потрогать.
— Нет, я не то имела в виду. Конечно, их можно потрогать — во время штурма Цитадель рушилась, и набросать на пол первого этажа брусьев, камней и даже осколков стен было несложно, тем более для Тионны — она все-таки была магистром, хотя и занималась преимущественно целительством. Перенести по воздуху каменную плиту вряд ли составляло для нее какую-то сложность. Но она спрятала башню от людских глаз, и заклинание действует даже сейчас, спустя тысячу лет.
— Если залезть на обломки и… потрогать, ее можно нащупать?
Тэй покачала головой и невесело улыбнулась.
— Это были мастера своего дела, Дьен. Их иллюзии были вполне… как это сказать… их можно было потрогать. Ты ведь помнишь, для Дерека, даже и лишившегося большей части своих возможностей, не составило труда сделать и кресла, и камин. Точно так же и башня — это ведь не просто наложенная невидимость, это что-то другое. Маги, сумевшие опрокинуть защитников Цитадели, наверняка излазили здесь все что можно, засунули нос в каждую щель. Но им не хватало знаний… почему, думаешь, подвал, в котором мы были, уцелел? Заклинание, которому научил меня Дерек, очень необычное, оно отличается от всего, что я знала раньше. Видимо, кое-что из науки Древних было сокрыто от всех, кто не входил в Совет Пяти. А сколько было утрачено потом, сколько знаний погибло… нет, ушло вместе со Шпилем Познания? Сколько выдающихся знатоков магии погибли в этих стенах?
— Но неужели против Цитадели выступили одни только недоучки?
— Нет, но… Дьен, я не знаю, поверь. Мы вообще очень мало знаем о тех временах. После войны очень долгое время магия была… ну, не то чтобы под запретом, но на магов смотрели косо. И они не слишком стремились обзаводиться толпами учеников, радуясь хотя бы тому, что имеют возможность прожить остаток жизни в мире. Даже те, кто выступил против Цитадели, понимали — на то, чтобы люди забыли о войне, нужно время.
— Но магия не умерла окончательно…
— Не умерла. Кто-то все же учил, кто-то основал Академию. Вот они-то и не были лучшими, они были просто… не знаю, может, самыми смелыми? А самые лучшие, те, что когда-то ближе всех стояли к Пятерым, постарались спрятаться. Чтобы никто из победителей не вспомнил о том, что и они, сильные и мудрые, могли бы оказаться по другую сторону от хрустальных стен. Чтобы никто не захотел на всякий случай избавиться от возможной угрозы.
Денис понимающе кивнул. Война завершена, самые лучшие сложили головы, самые сильные не вернулись… и на поверхность, как черви после дождя, вылезают посредственности. Те, что переждали лихие денечки в теплых и уютных избах, те, что сумели вовремя укрыться, увильнуть, затаиться… Зато теперь они — первые. Они трубят о том, сколько вложили сил в победу. Они утверждают — громко, принародно, напористо, — что без их участия этой победы вообще бы не было, а если б и была — то совсем не такая. Они уверяют весь мир, что он, мир, теперь им многим обязан… И требуют «своё», с каждым днем все увеличивая и увеличивая размер претензий. А тех, кто мог бы дать нахалам достойную отповедь, уже нет. Как это все знакомо.